Сильвия Симмонс - Леонард Коэн. Жизнь

Перла не росла на песнях Леонарда. Получив приглашение на прослушивание, она немедленно пошла в магазин и купила все его кассеты, какие смогла найти. Так как дело было в Америке, нашла она немного. Но Роско сказал ей, что готовиться не нужно, «потому что, – вспоминает она, – на 99 процентов всё зависит от того, понравлюсь ли я Леонарду как человек. Я занервничала. Помню, что вхожу, одетая в белое с головы до ног, и там Леонард – весь в чёрном. Мы только посмотрели друг на друга и расхохотались, и вопрос был решён». Леонард снова был очарован. «Но настоящая магия случилась, когда мы с Джули запели. Между нами была музыкальная телепатия. Мы никогда не говорили, кто какую партию возьмёт, наши голоса постоянно переплетались так, что было неясно, кто из нас что поёт. Вместе как дуэт бэк-вокалисток мы были настоящей силой, и на сцене это очень сильно ощущалось». Родители Перлы провожали её в аэропорту. «Я впервые выезжала из страны. Мой отец был старомодный человек, очень больной, но элегантный, всегда ходил в костюме – этим он был похож на Леонарда, – и для него моя поездка в Европу была большим событием. Он попросил Леонарда заботиться обо мне, они пожали друг другу руки, и Леонард пообещал выполнить его просьбу».

Тур – пятьдесят девять концертов за три месяца – начался 5 апреля 1988 года в Германии. «В этом туре у всех было хорошее чувство, – говорит Джули. – Леонард иногда держался в манере вожатого в детском лагере. У нас было заведено так, что если кто-то страдал от джетлага и не спал ночью, можно было повесить на дверь вешалку: это значило, что человек не спит и к нему можно войти, и несколько раз я так приходила в номер к Леонарду – просто перекусить и поболтать». Перла вспоминает, что Леонард производил впечатление человека «очень счастливого и очень весёлого. Многие не знают Леонарда с этой стороны, но он был одним из самых остроумных людей, которых я встречала, с ним было так весело, что мы животы надрывали». Если они с Джули вдруг начинали дурачиться и устраивать водевиль на сцене, Леонард с удовольствием им подыгрывал. На концертах в Испании Леонард попросил Перлу переводить для публики то, что он говорил между песнями, а его речи бывали и длинными, и сложными, и неловкими – в зависимости от настроения и количества выпитого красного вина, – и в любом случае Перле было страшновато переводить, потому что в семье с ней с детства говорили по-английски. «Каждый вечер мы были как на иголках, потому что не знали, чего от него ожидать, – говорит Перла. – Это было очень весело и иногда не менее рискованно, чем импровизационный театр».

В Европе Леонарда часто преследовали фанаты. «Женщины ходили за нами по пятам, – говорит Джули, – и мужчины тоже, если на то пошло, и они спрашивали: «Где остановился Леонард?» В Швеции им пришлось с боем прорываться через толпу девочек-подростков, чтобы попасть на паром, идущий в Данию. «Если Леонард шёл по улице или сидел в кафе, люди просто подходили к нему, – говорит Перла, – вообще никакой приватности. Но он был очень счастлив. Мы вместе долго гуляли по улицам, и я думаю, что он был в своей стихии и очень радовался своему успеху». В Великобритании «Би-би-си» сделали документальный фильм, Songs from the Life of Leonard Cohen («Песни из жизни Леонарда Коэна»), и ещё он получил приглашение из Букингемского дворца выступить на концерте «Фонда Принца» [139] «Фонд Принца» («The Prince’s Trust») – благотворительная организация, основанная в 1976 году Чарльзом, принцем Уэльским, для помощи молодым безработным, а также школьникам или студентам, рискующим быть отчисленными из учебного заведения. – Прим. переводчика. – на одной сцене с Эриком Клэптоном, Элтоном Джоном, Dire Straits, Bee Gees и Питером Гэбриелом. Джули вспоминает: «Питер Гэбриел подошёл к Леонарду с пластинками в руках, чтобы попросить автограф. Он был как юный ученик какого-то гуру: «Подпишите, пожалуйста, эту [пластинку]. А эта – для моего сына». Принц Чарльз – вырученные от концерта деньги шли его благотворительной организации – тоже был поклонником Коэна. «Оркестровки – фантастика, и слова, тексты, и так далее, – сказал принц в интервью британскому телевидению. – Он удивительный человек, и у него такой невероятно спокойный, хриплый голос» [6]. В Исландии Леонарда принял президент страны.

Накануне Дня независимости они вернулись в США. Леонард уже давно привык к разнице между европейскими и американскими турами. Но концерт в Карнеги-холле 6 июля прошёл как нельзя лучше. Билетов не осталось, пришли толпы журналистов. «Я помню, что подумала: если на Карнеги-холл сейчас упадёт бомба, от американской рок-критики ничего не останется, – говорит Шэрон Вайс, – столько журналистов попросили билет на концерт». Обозреватель «Нью-Йорк Пост» Айра Мейер писал: «Если когда-нибудь появится премия эмоциональному лауреату в мире поп-музыки, никто не сможет оспорить её у Леонарда Коэна. Он – в великолепной форме – дал выход всем тем сомнениям, страхам, желаниям, воспоминаниям и сожалениям, из которых состоит любовь в XX веке».

После двух концертов на Западном побережье, в Беркли и Лос-Анджелесе, был устроен трёхмесячный перерыв, а в октябре тур по Северной Америке продолжился. На Хеллоуин они выступили в Техасе, в популярной музыкальной программе с большой историей, Austin City Limits , которая транслируется на канале PBS. 16 ноября американский тур завершился там же, где начался, – в Нью-Йорке, где газета «Нью-Йорк Таймс» провозгласила I’m Your Man альбомом года. Леонард задержался в Нью-Йорке. Там теперь жили Адам и Лорка, и до Хануки оставалась пара недель. Леонард нашёл гостиницу в одном из манхэттенских районов попроще и начал готовиться к празднику.

Восьмидесятые стали трудным временем для многих музыкантов, начавших карьеру в шестидесятые. В десятилетие, когда стиль занял место содержания, яппи – деловые молодые люди – пришли на место хиппи, блестящие компакт-диски отправили виниловые пластинки на свалку истории, а при помощи наркотиков люди раздували собственное эго вместо того, чтобы пытаться расширить своё сознание, эти артисты не находили себе места. Хотя в первой половине 80-х Леонарду пришлось тяжело, к концу этого десятилетия он сумел адаптироваться гораздо успешнее, чем большинство его (более-менее) современников. У него был стиль, электронный бит, синтезаторы и видео – два отличных клипа, снятых Доминик Иссерманн, которой посвящён альбом I’m Your Man (вокруг рисунка, изображающего танцующих мужчину и женщину, – надпись: «Все эти песни посвящены тебе, Д. И.»).

I’m Your Man продавался лучше всех предыдущих альбомов Леонарда. «Если говорить о моей так называемой карьере, – говорил Леонард, – он определённо стал моим возрождением. Но трудно считать его возрождением лично для меня. Он был сделан в обычной для меня унылой и болезненной атмосфере» [7]. Сюзанна подала против Леонарда иск, желая получить от него деньги, а его роман с Доминик был готов развалиться на куски. Леонард досконально знал па этого сложного танца: близость и отдаление, расставания и примирения, бег на месте и затем, когда замолкла музыка, прощание. Романы часто перерастали в прочную дружбу; по-видимому, Леонард остался в хороших отношениях со многими бывшими возлюбленными, и, кажется, среди них на удивление мало тех, кто плохо о нём думает. Но если не заглядывать далеко в будущее, конец долгого романа означал эйфорию свободы, на смену которой приходила депрессия, а из неё Леонард выходил с новым стихотворением или песней.