Сильвия Симмонс - Леонард Коэн. Жизнь

Официально тур открывался концертом в Торонто 6 июня – всего в зале Sony Centre на три тысячи мест было запланировано четыре выступления, и все четыре дня были аншлаги. На этот раз Леонард выбежал на сцену вприпрыжку – буквально как ребёнок, являя собой картину весёлости и счастья. Хотя в Торонто публика была уже лучше осведомлена, чем во Фредериктоне, такого никто не ждал. «Я и сам удивился», – смеётся Роско Бек. Ещё Леонард взял себе за привычку пританцовывать в песне «The Future» – на словах «white man dancing» («белый челове (че) к танцует»). Программа стала длиннее на четыре номера, из которых назовём «A Thousand Kisses Deep» – Леонард декламировал своё стихотворение под музыку клавишника Нила Ларсена – и «If It Be Your Will», которую пели сёстры Уэбб, аккомпанируя себе на арфе и гитаре. Пока звучала музыка, в зале стояла такая тишина, что было слышно, как волоски на руках встают дыбом. Но когда стихала последняя нота, раздавались овации; они были такими громкими и продолжительными, что журналист из Toronto Star сравнил концерт с уличной тусовкой хиппи [3].

Теперь на концертах были рады журналистам со всего света. Критика из Rolling Stone поначалу встревожила новость о том, что человек, который был «старше, чем Джерри Ли Льюис», возвращается на сцену в попытке заработать себе на пенсию, но он назвал концерт «ошеломляющим» [4]. В интервью журналу Maclean Леонард заявил, что теперь уверен в туре на сто процентов. «Как говорят ирландцы, с помощью Божьей и двух полицейских [он] продлится полтора-два года» [5]. Через четыре дня после заключительного концерта в Торонто Леонард со своей группой был уже в Ирландии, где три дня подряд должен был играть в Дублине. Затем – день на переезд, четыре концерта подряд в Манчестере, потом выступление на Международном джазовом фестивале в Монреале и сразу после него – ещё один перелёт через Атлантический океан и выступление на фестивале в Гластонбери в Англии. Для любого человека это было очень насыщенное расписание, тем более для человека семидесяти с лишним лет. Но Леонард знал, на что идёт, и не жаловался. Впрочем, фестиваля в Гластонбери он ждал без особого энтузиазма.

Зато его с нетерпением ждал Майкл Ивис. Владелец молочной фермы и сооснователь самого крупного и популярного рок-фестиваля в Великобритании говорит, что пытался заполучить Леонарда «почти сорок лет» [6]. Сёстрам Уэбб так не терпелось оказаться в Гластонбери, что они приехали туда на два дня раньше остальных и смешались с толпой посетителей. Леонард и остальные музыканты приехали в день выступления и были поражены открывшейся им картиной. Семь недель назад они играли во Фредериктоне в зале на семьсот мест; здесь их ждало сто тысяч человек. «Это было так… – у Шэрон Робинсон не сразу получается подобрать верное слово, – колоссально. И замечательно». Леонард не находил в этом ничего замечательного. Фестивали никогда ему не нравились, пусть даже он сам имел на них успех. Это была не его публика, для кого играешь – не видно, нельзя два часа настраивать звук, к тому же его попросили урезать программу почти вдвое, что кардинально изменило ритм концерта. Всё это никак не могло понравиться перфекционисту, человеку привычки, дорожившему ощущением контроля, особенно на концертах. Стоя у края сцены, Леонард вглядывался в толпу. Солнце ещё не село. От сцены до самого горизонта расстилалось пёстрое одеяло из людей. Впереди толпился молодняк. Леонард отступил назад и склонил голову. Можно было подумать, что он молится, но на самом деле он пел – «Pauper sum ego», «Беден я», средневековый латинский мотет, который он когда-то, полжизни назад, пел со своими музыкантами в гастрольном автобусе. Стоявшие рядом с ним сёстры Уэбб и Шэрон подхватили песню, затем к ним присоединились остальные. Не прекращая петь, они вышли на сцену под гром овации.

«Для меня ничто не сможет превзойти выступление Леонарда Коэна в тот вечер», – говорит Майкл Ивис. Когда он запел «Hallelujah», солнце начало садиться, и «люди буквально поднялись над землёй» [7]. Некоторые из молодых слушателей, подпевая, гадали, почему вдруг этот классный старик решил спеть песню Джеффа Бакли… или Руфуса Уэйнрайта… или песню из American Idol или The X-Factor , и при этом не могли не признать, что получается у него отменно. Леонард привёл публику в экстаз, и рецензенты, соглашаясь с Ивисом, назвали его выступление одним из самых выдающихся моментов фестиваля. Но прочитать эти отзывы в утренних газетах Леонард и его музыканты не успели: они уже направлялись в Скандинавию, где начиналась европейская часть тура, не менее головокружительная; однажды они сыграли свои трёхчасовые концерты в трёх разных странах в течение трёх дней подряд. И везде их несла на себе гигантская волна любви публики.

В июле – тур продолжался ещё только два месяца – Леонард снова приехал в Англию, чтобы впервые в жизни дать сольный концерт на стадионе. Двадцать тысяч билетов в лондонский зал O2 Arena – гигантский круглый купол на берегу Темзы – разошлись очень быстро. Огромная сцена была устлана турецкими коврами – для уюта, – но всё равно Леонард играл как будто в гигантском, стерильном маточном колпачке на болтах. «Как чудесно, – бесстрастно сказал Леонард, – собраться здесь, по ту сторону интимности». Рецензент в London Evening Standard писал, что публика была «сражена великолепным концертом», а последнюю песню, «Whither Thou Goest», назвал «самым окончательным прощанием» [8]. Впрочем, гастроли на этом отнюдь не собирались заканчиваться.

В ноябре у Леонарда были запланированы концерты на той же сцене, а пока что он снова колесил по Европе, выступил хедлайнером английского фестиваля The Big Chill и съездил в Восточную Европу. Шэрон Робинсон вспоминает, что они все чувствовали себя словно «на расширяющемся, разрастающемся ковре-самолёте: «О’кей, нас любят на северо-востоке Канады, прекрасно», – но потом мы встречали ту же реакцию снова и снова во всё более крупных местах. Мы с любопытством, постепенно осознавали, что участвуем в чём-то очень особенном». Сам Леонард говорил: «Меня посылают, как открытку, то туда, то сюда». Учитывая его прошлые отзывы о подобных ситуациях, важно, что на этот раз он прибавлял: «Это совершенно замечательно» [9].

Леонард продолжал получать приглашения от промоутеров; на его концерты никогда ещё не приходила такая многочисленная и разнообразная по возрасту аудитория, и каждый концерт проходил при полном аншлаге. На праздники сделали шестинедельный перерыв: Леонард встретил Хануку с Адамом и Лоркой, а «Hallelujah» провела рождественские дни в британских чартах, в которых одновременно находились три её версии, включая оригинальную; в январе 2009 года тур продолжился в Новой Зеландии и Австралии, где Леонард снова имел успех. Впрочем, там его всегда любили – как и в Великобритании, где даже самые мрачные его альбомы попадали в верхнюю десятку чартов, и в континентальной Европе, где его ценили именно за то, что отпугивало работников музыкальной индустрии США и Канады: за чёрный юмор, за романтику Старого Света, за экзистенциальную меланхолию, за поэзию. Тем временем Леонарду предстоял самый большой в его карьере тур по США с периодическими заездами в Канаду. Почти все эти концерты были запланированы в небольших театрах, но кроме того в расписании стоял фестиваль Coachella и выступление в Red Rocks Amphitheatre – площадке под открытым небом в природном парке Ред-Рокс. Леонард разумно начал американский тур с хорошо знакомого ему Нью-Йорка; в зал Beacon Theatre набились журналисты и самые горячие поклонники Леонарда, узнавшие о концерте благодаря фанатским сайтам.