Александр Черваков - Две стороны. Часть 3. Чечня

– Да мы только утром зашли погреться, – вылезая из землянки и протирая сонное лицо, сказал Кравченко, – по очереди всю ночь на танке дежурили.

За Олегом Кравченко вылез заспанный и как всегда чумазый Толик Обухов.

– Я смотрю, крыша держится еще, – Щербаков кивнул на не успевшую слежаться землю.

– Да чего ей будет, – Кравченко взял лежащую рядом лопату, – можно еще земли подкинуть, чтобы теплее было.

Наводчик кинул всего пару лопат в самую середину земляного холма, тонкие доски затрещали под тяжестью грунта и вся крыша рухнула в яму землянки, засыпав печку-буржуйку, спальники и автоматы.

Пришлось всё заново откапывать, класть посередине более толстые доски и напиленные в дальней посадке кривые стволы деревьев. Снова и более основательно сделали перекрытие и засыпали землей.

Теперь землянка стала надежной. Внутрь землянки от танковых аккумуляторов тянулась проволока-полёвка, на конце её тускло светила 24 ваттная лампочка. В углу стоял ящик от танковых зарядов с установленными в нем автоматами. Щербаков с Кравченко по ночам спали на узком земляном топчане, накрыв его спальными мешками, а Обухов, свернувшись калачом, – на лежанке из двух снарядных ящиков возле буржуйки. Однако в темное время суток всё равно кто-либо из танкистов дежурил в танке, периодически включая ночной прибор видения и оглядывая пустынную местность вокруг. Вскоре в теплой землянке завелись мыши, шуршащие по ночам и порой пробегающие по спящим телам танкистов.

Потекли однообразные дни. Утром общее построение, доведение боевой обстановки и развод по местам несения службы. Дела до обеда, обед, дела после обеда, общее вечернее построение, пароль на ночь, и так по кругу.

4 МСР развернула свою полевую кухню, и теперь можно поесть горячее. Утром чай и подгоревшая каша. Удача, если в перловке или овсянке окажется маленький кусочек тушенки. В обед жидкий суп и опять каша с рыбными консервами или тушенкой, вечером вновь каша и чай. Хлеб тоже привозили, но мало, в основном сухари или галеты.

Порой в 4 МСР приезжал командир танковой роты Абдулов на своей "Танюше", проверял боеготовность 3 ТВ, как всегда указывал на недостатки, давал кучу заданий по обслуживанию танков и вооружения. Изредка за указаниями в танковую роту ездил Щербаков, когда туда шла машина из 4 МСР. Первый танковый взвод, один танк второго танкового взвода и танк ротного занимали круговую оборону совместно с 2 МСБ на юго-западных окраинах Шелковской. Станицу от батальона отделяли два километра давно заброшенных полей. За редкими деревьями, растущими по берегам арыков, чернели крыши станицы Шелкозаводской и села Харьковское. Два танка 2 ТВ совместно с 6 МСР охраняли переправу через Терек в семи километрах от Шелковской. Танкисты 3ТВ по очереди съездили в батальон, помылись и отстирались в бане-палатке.

Однажды со стороны КПП раздались предупредительные автоматные выстрелы в воздух. К роте подъезжал серый ментовский УАЗик, из него вверх взлетела зеленая ракета – свои. Машина с питерскими номерами и дырками от пуль на лобовом стекле остановилась возле ротной палатки. Милиционеры, приехавшие на УАЗе, оказались омоновцами из Санкт-Петербурга. Попросили Кушнировича посодействовать – дотащить танком жилой вагончик до блокпоста, видневшегося в километре отсюда. Помочь вызвался Щербаков, хотя знал, что Абдулов бы такое не одобрил – тот за свои танки кого угодно удавить готов и лишний раз не давал ими пользоваться как тягловой силой, но приходилось. Поехали на 157-м. На окраине Шелковской зацепили тросами брошенный ржавый вагон на железных полозьях, в таких обычно живут строители, и дотащили его до блокпоста на выезде из станицы. В благодарность омоновцы угостили экипаж папиросами "Беломорканал", Александру подарили черный омоновский берет. Потом пили в наскоро оборудованном вагончике спирт, разбавленный водой, заедая свежеприготовленным шашлыком. На стене висел похожий на знамя генерала Бакланова самодельный черный флаг с белым черепом, костями посередине и надписью по кругу "Санкт-Петербург ОМОН".

Слухи о том, что 2 МСБ будут менять, возродились с новой силой. Все только и говорили о выводе. Щербаков разлиновал на кусочке клетчатого листка календарь на три месяца. Ноябрь, декабрь и январь, надеясь, что январь здесь лишний. По последней непроверенной информации – батальон должны выводить из Чечни 27 ноября. А сегодня уже 16-е, совсем скоро. Квадратик с цифрой 27 Александр закрасил желтым карандашом. Календарь он приклеил по углам зубной пастой к фанерке. На ней, прилепленные аналогичным способом, висели ещё три листочка – "Список л/с, проживающего в блиндаже", "Ведомость закрепления оружия за л/с" и "График несения службы". Вдобавок командование батальона приказало нарисовать и прикрепить "Боевой листок". Его, как и всю другую документацию, нарисовал Щербаков – наводчик с механиком сослались на неумение рисовать и корявый почерк. На других танках с горем пополам документацию сделали члены экипажей. Больше всех, как всегда, возмущались дембеля 172-го танка: «Нам уже давно в дембельском поезде нужно ехать и водку бухать», – говорили они, но в конце концов заставили всё необходимое изобразить механика Марченко.

Задания, необходимые для выполнения на технике, экипажи исполняли неохотно, особенно экипаж 172-го танка. Дембеля, отслужившие уже два с лишним года, не хотели ничего делать и Щербакова практически не слушали, мотивируя это тем, что приказ об их демобилизации давно вышел и они тут находиться не должны. Но и экипаж 158-го, стоявший далеко от командирского 157-го, особо рвения не проявлял. На 158-м служили "деды", отслужившие полтора года и чувствующие, что как только дембеля уедут домой, то рулить остальными солдатами во взводе будут они. На 157-м служили "черпаки" – отслужившие по году Кравченко с Обуховым и находившиеся под постоянным наблюдением лейтенанта. Дембеля хотели домой, "черпаки" и "деды" ждали "слонов" – бывших "духов", прослуживших полгода. Без постоянного присмотра Щербакова 172-й и 158-й наладили контакт с местным населением из Гребенской и потихоньку стали менять им солярку на сигареты, вино и брагу.

Но заданий назначалось мало, да и Щербаков лишний раз не напрягал экипажи, не до этого. Было очень одиноко и тяжело на душе – настоящих друзей рядом нет, никакой моральной поддержки. Пехота сама по себе, в танковой роте из командиров взводов остался он один, Абдулов только и делал, что ко всему придирался и держал Александра на расстоянии, солдаты выполняли приказы молодого лейтенанта "из-под палки", зная, что лейтенант служит всего неполных пять месяцев и к тому же не кадровый офицер, а "пинджак". Крепко подружился Александр только с омоновцами, но к ним на блокпост попадал очень редко. Питерские милиционеры для Щербакова – открытые, добродушные люди, готовые помочь и поддержать в трудную минуту, от них никогда не хотелось уезжать, но приходилось. Узнав, что денег в батальоне не платят, они скинулись и уговорили Щербакова взять сто рублей – купить себе что-нибудь на рынке или позвонить домой. Да и вообще, что будет дальше? Кругом идет война, то и дело вдали слышны глухие раскаты взрывов, а по ночам на горизонте полыхает зарево пожаров. Что будет с батальоном, будут его менять или кинут куда-нибудь в горы, а может, на Грозный?