Олег Кудрин - Лина Костенко

Но вернемся к «Марусе Чурай». Еще в 1981 году роман был выдвинут на соискание Государственной премии УССР им. Т. Г. Шевченко. Но при этом книга даже не обсуждалась на страницах «Літературної України». Случай по тем временам беспрецедентный, поскольку, согласно правилам, орган Союза писателей Украины обязан был рецензировать произведения, номинируемые не только на главную премию УССР, но и на все остальные литературные премии республики. Это верный показатель того, какая литературно-политическая борьба шла вокруг романа.

И лишь после начала перестройки, в 1987-м, роман «Маруся Чурай» и книга стихов «Неповторність» получат, наконец, премию им. Т. Г. Шевченко. На вручении кто-то из представителей оргкомитета скажет невинные, вроде бы, слова похвалы новым лауреатам — мол, победили в соревновании равных… Лина Костенко в ответ буквально взорвалась полемически заостренным: «Литература — не соревнование, а борьба. Борьба не амбиций, не прыжки в высоту, не бег наперегонки. Это пожизненная борьба Добра и Зла, справедливости и несправедливости, человеческого и нечеловеческого» [124] Високі нагороди. Газета «Літературна Україна», 12 березня 1987. .

(И в этом — вся Костенко, ее неприятие к ритуальным актам, жестам и наградам. Но от премии имени ШЕВЧЕНКО она не могла отказаться. А вот спустя 18 лет отказалась от звания Героя Украины, приправленного пятиконечной звездой, заявив «Политической бижутерии не ношу!» Ирина Геращенко, ездившая тогда к ней вместе с Виктором Ющенко, лишь недавно рассказала подробности той встречи: «Она наотрез отказалась принимать звание Героя Украины, сказала, что поэтам для общения с народом нужно только слово. “ Никакие погремушки я не возьму!” — твердо отрезала она. Президент услышал металл в голосе, и дальше они говорили об Украине, о важности поддержки языка и культуры как цементирующей составляющей нации» [125] Геращенко Ірина. У 2005 році Ліна Костенко відмовилася від звання Герой України. Укрінформ. 19 березня 2017. URL: https://www.ukrinform.ua/rubric-society/2195944-gerasenko-u-2005-roci-lina-kostenko-vidmovilasa-vid-zvanna-geroj-ukraini.html .)

Отношение к перестройке и гласности у Костенко было непростым. В начинании Михаила Горбачева она видела, прежде всего, властную партийную руку и, наученная горьким опытом «пастки 60-х» не верила, что нечто, даваемое сверху, может быть позитивным: «Поет не може бути власністю. / Це так йому вже на роду. / Не спокушайте мене гласністю. / Я вдруге в пастку не піду. / Працюю в кратерах вулканів. / Я завелика для капканів». [126] Костенко Ліна. Інкрустації. Вибране. К.: Дніпро, 1989. С. 542.

При всем том — перестройка все же расширила границы возможного. Был разрешен выезд за рубеж, «на Запад», общение с украинской диаспорой. Началось воссоединение культурных полей «двух Украин». Костенко говорила, что когда-то давно, в 1968 году, до Киева «дошла глухая весть: умер Евген Маланюк». Она и представления не имела, что он хотя бы слышал ее имя — не говоря уж о чем-то большем. И вот во время ее выступления в Университете Ла Саль (Филадельфия) с места поднялась женщина и сказала, что она должна выполнить завещанное перед смертью Евгеном Маланюком. А он просил, если доведется встретить Лину Костенко, поцеловать ее и подарить от его имени большой букет с удивительным цветком посредине, его любимым «Цветком райской птицы» (Стрелиция). (Оранжевого цвета — будто предвестие Помаранчевой революции.) Позже, когда Костенко посетила Украинский пантеон на кладбище Святого Андрея в Саут-Баунд-Бруке (штат Нью-Джерси), она долго стояла у могилы Маланюка, смотрела на барельеф с его посмертной маской «и думала, может он даже оттуда почувствовал, что не одинок».

Да, оказалось, что из-за океана Маланюк чрезвычайно внимательно следил за ее жизнью и творчеством. Он писал, что у Костенко, родившейся и росшей при Советской власти, нет, однако, ни единой нотки рабства, а только абсолютная Духовная суверенность. И своим творчеством, сама не зная того, она ярко и сильно продолжила линию украинских неоклассиков 20-х годов, преимущественно замученных в лагерях (один из немногих выживших — как раз любимый ею Максим Рыльский).

Параллельно с неприятием перестройки, как «другої пастки», у Костенко была вера в борьбу народа за изменение страны, за свободу. И когда осенью 1990 года на Площади Жовтневої революції (теперешнем Майдане) началась Студенческая революция на граните (голодовка и массовые акции протеста украинской советской молодёжи), она не только выступала в ее поддержку, но и сама приходила к ребятам, чтобы поддержать их. Но к сожалению, критической массы того протеста не хватило, чтобы развернуть события по балтийскому варианту, как в Песенных/Поющих революциях в Литве, Латвии, Эстонии.

Там, в местных Верховных советах, патриотические силы получили большинство. В Верховной Раде УССР тоже была оппозиционная «Народна рада» (125), отстаивавшая проукраинские интересы (в Украине!). Но стране, так долго находившейся под коммунистическим гнетом, нелегко было вырваться из-под него. Почти вдвое большей в Раде была консервативная фракция коммунистов и консерваторов, так называемая Группа-239.

Публицисты в Украине, раненной Чернобылем, уже тогда обратили внимание на зловещую символику этого числа, напоминающего о радиоактивных изотопах: Уран-239, Плутоний-239. Да, демократам удалось подбить коммунистов на провозглашение независимости после краха путча в августе 1991-го (заявление против ГКЧП было последним коллективным письмом, подписанным Костенко, после этого говорила только от своего имени). Но обретенная свобода окажется все же половинчатой. В Украине не будет таких энергичных, решительных реформ, как в Эстонии, Латвии, Литве, которые вступят в ЕС и НАТО уже в 2004 году.

Украина, надолго застрявшая в реформах, медленных, нерешительных, в том же 2004 году совершит Помаранчевую революцию, как хотелось верить, покончившую с остатками неэффективной постсоветской системы. Но нет, нет, вскоре, уже в 2010-м, состоялся реванш. И в 2014 году, после Революции Достоинства, отсутствие «зонтика НАТО» приведет к большим жертвам, которые понесла страна, защищаясь от агрессора…

Впрочем, справедливо ли так уж посыпать голову пеплом. Это ведь как считать и от чего отсчитывать. Три балтийские республики на фоне остальных всегда смотрелись островками (полу)свободы. А что насчет Москвы в сравнении с Киевом… В 1951–1956 годах, когда Лина училась в Литинстуте; в конце 60-х, когда некоторые украинские шестидесятники уезжали в центр Империи, чтобы выжить; в августе 1991-го, в противостоянии ГКЧП, Москва казалась местом куда более свободным, демократичным, чем украинская столица. Но как же все изменилось через десятилетия — «айсберг перевернулся». Сегодня Москва, Кремль — оплот мракобесия, где издеваются над самими понятиями демократии и либерализма.