Иван Никитчук - Украинский Чапаев. Жизнь и смерть легендарного комдива Николая Щорса

Снега выпали большие. Дома засыпало наполовину и стояли они под синим куполом неба, как будто бабы в платочках стояли на коленях в церкви. За околицей по полю око бежало снегами аж до горизонта и не могло ни на чем остановиться. На рождественские каникулы приехала Глаша. Как ни странно, новость эту сообщил отец. Вернулся он со смены вчера, а сказал нынче за завтраком.

— Сосед Новицкий дочку встретил из Городни. Вечерним, за моим поездом шел сразу…

Николай увидел Глашу, когда совсем уже отчаялся. Мачеха засветила лампу. Кулюша, зная свою обязанность, схватилась было закрыть ставни. Николай, чего раньше не делал, опередил сестру. Выскочил в чем был, в рубахе и расхожих латаных штанах, без шапки. Зыркнул на калитку соседей. Всовывая прогон, крикнул громко, хотя Кулюша уже вдела оттуда железный штырек. Услыхал за спиной хруст снега.

Глаша подошла, поздоровалась, как всегда это делала… Будто и не прошло полгода.

— Вот только-только приехала, еще и в дом не входила. Мама с папой поднялись… Я случайно задержалась в калитке.

— Ты же вчера еще!..

— Мы сразу к бабушке…

Не знал Николай, куда девать руки. Сболтнул сдуру то, о чем отец говорил. Добро, не видать глаз. Сгорел бы со стыда.

— Озябнешь. Беги в тепло. А хочешь, пройдемся…

Ветром слетал в дом, одел фуфайку, шапку. Не сговариваясь, пошли в сторону школы. Глаша, щебеча без умолку, все вырывалась вперед. На ней был белый пуховый платок, мохрастые концы которого спускались до шубейки. Шубейка давняя, заячья. Но сама она стала другой. Пожалуй, голос еще остался от нее, той, прежней. То, о чем она рассказывала, делало ее какой-то недоступной. Жила она теперь своими интересами, далекими и непонятными для него, Николая. Меж девичьих имен попадаются и ребячьи. Танцы, вечерние прогулки гурьбой. В нем копилось что-то похожее на обиду — больно примелькалось имя Анатолий. Через каждые пять слов Анатолий, Анатолий…

Обойдя школьный двор, засыпанный под самый частокол снегом, Глаша подошла и тихо спросила:

— Приходил еще сюда?.. Вот на это самое место… Совсем-совсем один, а? Приходил, сознайся?

Николай, смущенный, потупился…

— Приходил… — сознался он. — А ты там вспоминала школу?..

Он хотел сказать «и меня», но вовремя остановился.

— Ты еще, кажется, что-то хотел спросить? — лукаво взглянув из-под бровей спросила Глаша.

— Может быть и хотел…

— Я часто вспоминала и школу, и тебя… Вспоминала нашу прогулку по лесу… Пройдемся?

— Не боишься, поздно?

— С тобой нет.

Они снова шли рядом, держась за руки.

Вернувшись к дому, Глаша сказала:

— Спасибо тебе, Коля. Мне надо домой, родители будут волноваться…

Потом, наклонившись к нему, почти шепотом:

— Поцелуй меня…

Николай, робко прикоснулся губами к ее щеке.

— Коля, ты еще совсем ребенок…

Она обняла его за шею, крепко поцеловала в губы и убежала к своему дому, крикнув уже из-за калитки:

— Спокойной ночи! До завтра!..

Николай стоят еще несколько минут, как оглушенный. Он чувствовал на своих губах губы Глаши, их тепло… Не сон ли это?.. Нет!

Потом уже, в постели, он еще долго не мог уснуть… Он думал, строил какие-то планы… Завтра он ее снова увидит…

У Константина совсем неожиданно окончил школу с хорошими оценками. На выпуске заведующий школы в числе других отметил и его успехи. Польщенный Александр Николаевич в тот же день при всей семье объявил свою волю: повезет обоих в Киев, в военно-фельдшерскую школу. Не откладывая в долгий ящик, отправил почтой прошение на имя начальника. Вскоре собрались в путь.

Больше других Киев поразил Николая. Зеленая гора посреди города, повитая сиреневой дымкой, как в сказке, горели в лучах солнца золотые купола церквей. Небо, казалось, насквозь пропитано колокольным звоном.

— Никак праздник нонче? — удивился Костя колокольному звону, взваливая свой баул на плечо.

— Так Спас сегодня, — отец неодобрительно покосился: сроду не в ладах с законом божьим сорванец.

От вокзальной площади ехали конным трамваем — конкой. Долго петляли на бричке по тесным улочкам, обсаженным акациями и тополями. Неожиданно очутились на горе, самой маковке, той, какая виднелась от вокзала. Киев был как на ладони!

— Доихалы, — сообщил седовласый возница, не вынимая трубку изо рта. — Оцэ тута ж фершала.

У привратника расспросили, где можно найти ночлег. Недалеко, в Михайловском монастыре, сняли келью. Тесно, грязно, зато дешево. Больше тратились на покупку свечек.

В тот же день Александр Николаевич побывал у начальника школы Калашникова. Важный, благообразный полковник, с роскошной раздвоенной бородой, выбеленной годами, в очках с круглыми стеклами, в золотой оправе, утешил: прошение, мол, принято, под льготы подходят, дело за самими сыновьями. Надо пройти медосмотр и сдать вступительные экзамены…

Киевская военно-фельдшерская школа была открыта в 1864 году царским указом. Готовила фельдшеров для армии. Обучение четырехгодичное. Частые войны требовали лекарского персонала. В те годы было основано несколько таких школ по крупным городам.

Под школу в Киеве отвели старинную крепость казематного типа с толстыми, полутораметровыми стенами, со сводчатыми потолками. Здание двухэтажное, стояло оно едва не на самом высоком месте в городе.

В старой крепостной части размещались спальни, столовая с кухней и продуктовыми кладовками, цейхгауз, раздевалки, церковь. Все дневное время воспитанники проводили в пристрое. Застоявшуюся сырость из казематов вывели, переоборудовав их в теплые и сухие помещения.

Напротив располагался в таком же старом здании окружной военный госпиталь. Вокруг еще сохранились крепостная стена и высокий земляной вал. Школу и госпиталь разделял просторный плац, обсаженный деревьями, внутри выращен фруктовый сад.

От плац-парка спускалась Госпитальная улица. Упиралась она в полутора верстах в Бессарабку, Бессарабский базар. Примечательностью Бессарабки являлся ночлежный дом Терещенко для босяков. С горы базар заслоняли деревья. Трудно найти в Киеве красивее, здоровее и удобнее место для школы. В садах, ни городского шума, ни пыли. И всего полчаса ходьбы от Крещатика.

С раннего утра толчется народ на переднем дворе. Возле каждого отпрыска один, а то и двое взрослых. Преимущественно в крестьянском. Встречались и городские. Сутолока, волнения.

Медосмотр шел быстро. К вечеру того же дня вывесили списки допущенных к экзаменам. Оставили 300 человек. Среди них оказались и братья Щорсы.

С неделю жил Александр Николаевич как в жаровне. В дни экзаменов места себе не находил ни в холодной, даже в жару, келье, ни во дворе. Арифметику, русский сдали. Тревожился за закон божий: отмочит что-нибудь младший. Нет, сошло. Слава богу!