Леонид Дроздов - Петр Машеров: падение вверх

Мама — самое дорогое для каждого человека существо. Ее любовь ничем не измерить. С первых дней мама окружает нежностью и заботой, оберегает от проблем, защищает от невзгод. Самые теплые, самые лучшие воспоминания детства всегда связаны с мамой. В моем сердце навсегда останутся воскресные дни. Мама любила баловать нас с сестренкой блинами. Занятий нет — торопиться в школу не надо. Утром мы еще спим, досматривая волшебные сны, а из кухни уже доносятся аппетитные запахи. Каждый раз что-то новенькое. Блинчики с мясом, со сметаной, с творогом, маслом, медом, клубничным вареньем, со сгущенкой… изредка с шоколадом. Добавки отличались, но основа была всегда одна и та же — приготовленные с любовью, тонкие, золотистые, поджаристые «солнышки», как мы их ласково называли. Они были горячими, с пылу с жару. И мы с нетерпением ждали, когда наструганный на крупной терке шоколад расплывется по ним — и на солнце бывают пятна. Ох уж этот незабываемый вкус далекого детства!..

Вне всяких сомнений, в жизни Петра Машерова его мать Дарья Петровна Ляховская тоже занимала одно из главных мест. Ни отец, ни жена, ни брат, ни даже собственные дети для него не были настолько важны. Очень сильный акцент на взаимоотношениях сына и матери в книге воспоминаний делает родная сестра Машерова. С невероятной теплотой вспоминает детские годы Ольга Пронько. Да и в других биографиях этому отведено достаточно места. Дарья Петровна всегда поддерживала Петра, лучший кусок она всегда берегла для него — своего самого любимого ребенка. Из всех детей именно за него она больше всего тревожилась, ведь очень живой и вспыльчивый Петр нередко проявлял слабость.

Активность партизан, действовавших в Россонском и сопредельных с ним районах Витебской области, летом 1942 года не могла остаться незамеченной. Время от времени они наносили болезненные удары по живой силе и коммуникациям противника. Взрыв железнодорожного моста через реку Дриссу, в результате которого движение поездов было заблокировано более чем на две недели, показал, что партизаны не только освоились в районе, но и начали диктовать свои условия. Напомню, по сведениям первого секретаря Россонского подпольного райкома партии В. Лапенко, к июлю 1942 года на этой территории находилось около десятка партизанских отрядов. Терпеть наглость «лесных разбойников» немецкое командование не могло. Непринятие мер и дальнейшее попустительство могло означать только одно — слабость новой власти. А этого нельзя было допустить.

События развивались стремительно. 4 августа 1942 года партизаны взорвали мост. Через некоторое время мать Машерова была арестована, а уже 9 сентября 1942 года — расстреляна [172] Пронько О. М. Указ. соч. С. 128. . Существует несколько версий тех событий. Наиболее подробно они изложены в документальной повести, написанной Станиславом Аслезовым со слов самого Машерова, и в документальной повести за авторством сестры Петра. Еще в годы войны Ольга Пронько получила письмо от своей одноклассницы по россонской школе. Та рассказывала в нем о судьбе Машеровых, оставшихся на территории, захваченной врагом.

Ольга, ссылаясь на это письмо, пишет:

« Несмотря на тяжкие пытки, она не сказала ни слова, никого не выдала. Погибла как смелая и мужественная женщина-мать. В письме говорилось, что, когда на рассвете подпольщиков вывели на расстрел, мама крикнула фашистам: „Смерть вам, гады. Умираю за Родину“. Это слышал и потом рассказывал людям старик, который прятался в колхозном сарае рядом с озером».

Сейчас уже невозможно проверить, был ли действительно на берегу россонского озера сарай и прятался ли в нем таинственный старик. Примечательно, что в этих воспоминаниях имя одноклассницы тоже не упоминается. Хотя, если источник информации известен, почему бы его не назвать? Не находите, мой требовательный читатель, все это заставляет сомневаться в достоверности изложенного?

Позже Ольга старалась узнать самые мельчайшие подробности о последних днях жизни матери. Ей удалось встретиться с сокамерницей Дарьи Петровны Татьяной Георгиевной Симоненко (в замужестве Бритиковой). Кстати, в годы войны Симоненко была членом россонской подпольной организации, а затем партизанкой в отряде Дубняка. И вот что Ольга узнала.

Татьяну Симоненко арестовали в то же время, что и мать Петра. Когда ее втолкнули в камеру, она увидела там Дарью Петровну Ляховскую, Прасковью Яковлевну Дерюжину и еще десять-двенадцать человек, ей не знакомых. Дарья Петровна подошла к Татьяне и стала рассказывать ей притчу о том, что никогда нельзя впадать в отчаяние — после тяжелейших невзгод человек обретает счастье. Этой притчей Дарья Петровна поддержала молодую подпольщицу. А потом, когда Прасковья Яковлевна Дерюжина стала наизусть читать стихи, мать Машерова подсела к Тане и прошептала: «Они о нас ничего не знают, только подозревают. Не выдавай себя, здесь есть чужие люди…». Уточнения кто именно является чужаками не последовало.

А после этого, уже в который раз, Дарью Петровну вызвали на допрос. После допроса она вернулась «страшно избитая, на плечах было сплошное кровавое месиво, она еле стояла на ногах, но держалась мужественно».

О. Пронько пишет:

«Несмотря на такое тяжелое состояние, мама сразу сообщила свои ответы на вопросы палачей: „Что же они спрашивают о Петре? Он же ушел в Ушачи, может его уже нету в живых, а они спрашивают меня?“ А потом добавила: „Немцы бьют сильно, долго, но если выбьют первое слово, будут бить, пока не выбьют второе, а если выбьют второе, будут бить, пока не выбьют третье. Надо молчать“. Так, незаметно для других сидящих в камере (может и предателей подсаженных), мама учила подпольщиков, как вести себя на допросе».

Татьяна Симоненко утверждала, что этими советами Дарья Петровна спасла ей жизнь, и не только ей.

Ольга отмечает:

« Наша умная, смелая, мужественная мамочка ничего не сказала, никого не выдала. Она шла на смерть спокойная, гордая, с сознанием исполненного долга».

Наступили последние дни жизни узников: в 4 часа утра 9 сентября 1942 года первую из камеры вывели Дарью Петровну. Она шла спокойно, не показывая своих физических и душевных мук. За ней вывели Прасковью Яковлевну Дерюжину (мать троих детей — семи, пяти и трех лет). Собрав волю в кулак, женщины запели «Варшавянку».

Из других камер вызвали П. Я. Петровскую, Ф. Н. Масальскую, семью Езутовых (отца, мать и двух дочерей, младшей Глаше было всего тринадцать), М. Е. Тищенко. Все вышли в коридор, но там не было ни слез, ни просьбы о пощаде, там звучала «Варшавянка».