Роман Якобсон - Будетлянин науки

(75) Maurice Grammont (1866–1946) – французский фонетик, стиховед.

(76) В книге La mise en mots Эльза Триоле вспоминает Mademoiselle Dache: «La jeune personne qui m’appris le francais etait nee a Moscou de parents francais, avait fait ses etudes dans une ecole francaise moscovite et en gardait un accent russe que j’ai fidelement attrape! Elie pouvait avoir seize ans quand elle apparut a la maison […]. Tavais dans les six ans et je savais deja lire et ecrire en russe» (Triolet, 1969, 82).

(77) Ср. письмо Шкловского Якобсону в кн. Третья фабрика: «Тогда, когда мы встретились на диване у Оси, над диваном были стихи Кузмина. Тогда ты был младше меня, и я уговаривал тебя в новую веру. С инерцией своего веса, ты принял её» (Шкловский, 1926, 68). О разнице между ОПОЯЗом и Московским лингвистическим кружком писали тогда же Якобсон и Богатырёв: «[…] в то же время как Московский лингвистический кружок исходит из того положения, что поэзия есть язык в его эстетической функции, петроградцы утверждают, что поэтический мотив далеко не всегда является развёртыванием языкового материала» (Якобсон/Богатырёв, 1922, 31).

(78) Маяковский вернулся в Петроград 30 или 31 марта (13 апреля) 1917 г., после недельного пребывания в Москве, где выступал, между прочим, на совете организаций художников Москвы с информацией петроградского Союза деятелей искусств (Катанян, 1985,128). Причиной поездки Якобсона в Петроград было его участие в 7-ом съезде конституционно-демократической партии в апреле 1917 г. Съезд состоялся 25–28 марта (7-10 апреля), что ставит под сомнение либо справку Катаняна, либо датировку Якобсона. Якобсон был активным членом кадетской партии. Подробности явствуют из письма Якобсона к своему юридическому представителю, проф. Arthur Е. Sutherland, от 23 апреля 1953 г. в связи с попытками привлечь его к ответственности перед комитетом по «антиамериканской деятельности» («дело» было прекращено после вмешательства будущего президента США Dwight Eisenhower, знавшего Якобсона с тех пор, как он был президентом Колумбийского университета): «As a student of Moscow University, I was for the Russian Constitutional Democratic Party which advocated a constitutional monarchy on the British model. In 1917–1918, I was an active member of this party and preserved personal ties with its leader Miliukov until the last war during which he died. In 1917–1918, I was a member of the Presidium of the University faction of the party and as such I actively participated in the national convention of the Constitutional Democratic Party, April, 1917 in St. Petersburg. When in the spring of 1918 arrests among the members of this faction took place I managed to escape and hid in the country for several months. When in 1919 the party went underground, I continued to cooperate» (The Jakobson Archive, MIT).

(79) Выставка финских художников в Петрограде открылась 3 (16) апреля 1917 г. в два часа дня в художественном бюро Н. Е. Добычиной на Марсовом поле, после чего, в семь часов вечера, был банкет в ресторане Donon на Мойке, 24. На открытии выставки присутствовали, помимо финских художников, М. Горький, который «хотел только сказать четыре известных ему финских слова: Elakoon Suomi, Rakastan Suomi», А. Бенуа, В. Фигнер, Е. Брешко-Брешковская, представители Временного правительства (Милюков, Родичев), Н. Рерих, Н. Альтман и «президент московских футуристов Давид Давидович Бурлюк», который выразил желание устроить русско-финские выставки «с участием наших художников и прежде всего той группы, которую он представлял» (A. G-s., Hufvudstadsbladet, 1917, 22.4). Согласно газете Речь (1917, 5–4), на открытии говорил и Маяковский.

(80) Надо полагать, что речь идёт о скульпторе Ville Vallgren (1855–1940), который на банкете выступил с «восторженной» речью по-французски, «прерванной аплодисментами и криками браво» (A. G-s., Hufvudstadsbladet, 1917, 25.4). Банкет описан и в газетах, и в мемуарной литературе. Через неделю после банкета О. Лешкова написала М. Ле-Дантю: «На банкете при открытии выставки […] Добычина (организатор выставки) посадила […] Маяковского с Горьким. А. Бенуа начал объясняться в дружбе и любви Зданевичу, а Горький Маяковскому […]» (Катанян, 1985, 526). Д. Бурлюк вспоминал: «У Донона был торжественный раут, где в числе приглашённых был весь художественный и артистический Петроград. Милюков – министр иностранных дел, Родичев – по делам Финляндии – сидели друг против друга в середине длиннейшего стола. На хозяйских местах были – Горький, председатель комиссии по охране памятников, и высокий смуглый гениальный финляндский художник Галлен Риссоянен [автор контаминирует здесь фамилии А. Галлен-Каллела и О. Риссанен. – Б. Я.], писатель Бунин, Константин Сомов, Александр Бенуа и другие. За ужином произносились речи. Горький не выступал. […] Горький был весел, острил, но в этих остротах была некоторая придирчивость и желчность (порядочное вино и всё же слабое здоровье писателя)» (Бурлюк, 1973) – О центральной роли Маяковского вспоминает, ужасаясь, И. Бунин, который пишет, что всё то, что он видел тогда в Петербурге, «ладно и многозначительно связалось […] с тем гомерическим безобразием, в которое вылился банкет». Бунин описывает, как «надо всеми возобладал Маяковский», который всех перекрикивал, в том числе министра иностранных дел Милюкова. «Но тут поднялся французский посол. Очевидно, он был вполне уверен, что уж перед ним-то русский хулиган спасует. Как бы не так! Маяковский мгновенно заглушил его ещё более зычным рёвом. Но мало того, тотчас же началось дикое и бессмысленное неистовство и в зале: сподвижники Маяковского тоже заорали и стали бить сапогами в пол, кулаками по столу, стали хохотать, выть, визжать, хрюкать» (Бунин, 1950, 53, 54) – Восп. Бунина подтверждаются газетным отчётом: «Атмосфера, которая всё время накалялась, создавала всё новых ораторов, и изредка бодрый футурист вскакивал на стул и пытался всей мощью своих лёгких перекрикивать шум» (Hufvudstadsbladet, 1917, 25.4). «После двенадцати часов „чествование“ было перенесено в „Привал комедиантов“», – вспоминает Бурлюк (1973)

(81) Ленин приехал в Петроград вечером 3 (16) апреля 1917 г., так что Брик, очевидно, отправился прямо с торжественного приёма на вокзал.

(82) Ср. газетный репортаж тех дней: «Особняк Кшесинской неожиданно сделался штаб-квартирой Ленина. […] Внизу толпа. Время от времени на балконе появляется кто-нибудь из „учеников“ Ленина, иногда выступает „последовательница“ гражданка Коллонтай, оказавшаяся в Совете Депутатов единственной, сочувствующей проповеди коммунизма. Говорят речи, которые терпимы только на свежем воздухе» (Новое время, 1917, 6 (19).4).

(83) «Себе, любимому, посвящает эти строки автор».

(84) Т. е. вопросом «звуковых повторов», которому была посвящена первая статья Брика в области поэтики, напечатанная во втором выпуске Сборников по теории поэтического языка (1917).

(85) Сб. Двум, П., 1918. О Кузмине и Маяковском см.: Селезнёв, 1989.

(86) Юрий Юркун (1893–1938), спутник жизни М. Кузмина, прозаик, автор кн. Шведские перчатки (1914) и др. См. его портрет 1916 г. работы Судейкина в Памятниках культуры, 1989,136. Репрессирован.

(87) Владимир Иванович Козлинский (1891–1967), художник, в 1911-17 гг. учился в Высшем художественном училище при Академии художеств. Автор нескольких рисунков в альбоме Герои и жертвы революции (1918) с подписями Маяковского.