Яков Смородинский - Воспоминания о Л. Д. Ландау

Из этих двух примеров видно, что догматизм в науке был совершенно чужд Ландау: он не цеплялся за старую точку зрения, а мгновенно менял ее, если того требовали факты. Эти примеры показывают также, что для Ландау не было трудностей в решении задач — трудности были только в постановке. В том, что Ландау не брался за решение задач, ответ которых он не мог предвидеть, была не только его сильная, но и слабая сторона. Тем самым он отказывался от попыток решить проблемы, которые, как он считал, были выше его класса. Хотя такая скромная самооценка [51] Скромность самооценки Ландау видна и из его отношения к эксперименту. Хотя Ландау знал всю теоретическую физику, он не считал себя достаточно компетентным в эксперименте (не в постановке задачи, конечно, а в методике) и целиком полагался на мнение уважаемых им экспериментаторов. И если на семинаре Ландау кто-нибудь из теоретиков начинал обсуждать методику эксперимента, Ландау останавливал его, говоря: «Не нам судить». и заслуживала всяческого уважения, она, как мне кажется, приводила к тому, что Ландау не сделал всего того, что он мог бы сделать. (Это не только моя точка зрения. Такой же точки зрения придерживался И. Я. Померанчук, который, в частности, считал, что, если бы Дау занялся квантовой теорией поля не в 1954 г., а раньше — в конце 40-х годов, он сделал бы там намного больше.)

Сейчас физика элементарных частиц, по-видимому, стоит в преддверии грандиозных событий — создания всеобъемлющей теории, объединяющей все существующие в природе взаимодействия, включая гравитационное. Есть разные пути, и выбор между ними затруднен тем, что, поскольку всеобщее объединение должно возникнуть при энергиях порядка массы Планка (10 19ГэВ), эксперимент почти ничего не подсказывает для построения теории. Другая трудность построения единой теории состоит в том, что все эти пути требуют новую, непривычную для физиков и весьма глубокую математику. В этой ситуации как нам всем был бы нужен Ландау с его даром предвидения, физической интуицией, глубоким пониманием математики и критичностью! Сейчас в мире я не вижу человека, который обладал бы всеми этими качествами в той степени, какая необходима для решения этой грандиозной задачи. Так что даже сильный теоретик, занимающийся этой проблемой без ясного ориентира, может оказаться на тупиковом направлении. И тут уместно вспомнить слова Ландау: «Ввиду краткости жизни мы не можем позволить себе роскошь тратить время на задачи, которые не ведут к новым результатам» (Ландау Л. Д. О фундаментальных проблемах // Теоретическая физика в XX веке: Пер. с англ. М.: Изд-во иностр. лит., 1962. Статья, посвященная памяти В. Паули).

Ландау очень был бы нам нужен сейчас не только как физик, прокладывающий новые пути в науке, научный лидер, но и как человек, поддерживающий своим авторитетом чистую моральную атмосферу в науке, бескомпромиссный враг всякой фальши и суесловия. Как-то Померанчук так высказался по этому поводу: «Вы не можете себе представить, какую громадную ассенизаторскую работу проводил Дау в теоретической физике».

Ландау считал, что физика, и не только физика, а любая настоящая наука, должна приводить к конкретным результатам, и с презрением относился ко всякому наукообразию, которое он с насмешкой именовал «die Neubegrundungen der Grundlegenden» или даже хуже — «кислощенством».

Ландау очень скептически относился ко всяким рассчитанным на рекламу сенсациям в науке. Типичным для него высказыванием по такому поводу было: «Люди, услышав о каком-то необыкновенном явлении (в науке или в жизни), начинают предлагать для его объяснения малоправдоподобные гипотезы. Прежде всего рассмотрите простейшее объяснение — что это все вранье».

Ландау считал, что научный лидер обязательно должен иметь свои собственные и значительные научные результаты, только в этом случае он имеет моральное право руководить людьми и ставить перед ними задачи. Он говорил: «Нельзя делать научную карьеру на одной порядочности — это неминуемо приведет к тому, что не будет ни науки, ни порядочности».

И этого Дау — «ассенизатора в науке» — теперь нам очень не хватает.

Впервые я встретился с Л. Д. Ландау весной 1949 г. при очень памятных для меня обстоятельствах. Я учился в созданном после войны Московском инженерно-физическом институте (МИФИ), где сам Ландау не преподавал, но целый ряд его учеников читали лекции. Обстановка была редкостно камерной. На курсе было всего несколько десятков студентов, отношения между ними и преподавателями носили подчас неформальный характер, и профессора знали многих студентов по имени. Однажды в перерыве А. И. Алиханьян, читавший нам лекции по ядерной физике, спросил меня, не хотел бы я заниматься теорией космических лучей. При этом он добавил, что, если я соглашусь, он будет просить Л. Д. Ландау взять меня в аспирантуру с ориентацией на это направление, к которому Ландау питал несомненный интерес. (А. И. Алиханьян в те годы заведовал лабораторией космических лучей в том же Институте физических проблем, где работал Л. Д. Ландау.) Конечно, сочетание имени Л. Д. Ландау со словами «космические лучи», а в ту пору мы все хотели заниматься ядерной физикой, делали мой ответ однозначным.

Уже на следующей неделе А. И. Алиханьян сообщил мне, что Л. Д. Ландау в ближайшее время пригласит меня встретиться с ним. Естественно, что этой недели было достаточно, чтобы по каналам студенческой молвы я узнал весь набор легенд, который сопровождал имя Л. Д. Ландау. По правде говоря, информация была устрашающей. Легенды гласили, что он резок и нетерпим, что попасть в аспирантуру можно, только сдав ему предварительно экземены по всей теоретической физике (уже тогда фигурировало название «Ландау-минимум»), что прежде, чем обсуждать любую проблему, он учиняет собеседнику экзамен вне зависимости от его возраста и положения и т. п. Поэтому я просил А. И. Алиханьяна передать, что я готов немедленно начать сдавать весь теорминимум, но хотел бы избежать экзамена при первой встрече, боясь, что уровень полученных нами в институте теорфизических знаний заметно ниже уровня опубликованных к тому времени книг Л. Д. Ландау и Е. М. Лифшица.

Когда после следующей лекции мы поехали в Институт физических проблем, А. И. Алиханьян заверил меня, что он обо всем договорился с Л. Д. Ландау в точном соответствии с моей просьбой и беседовать мы будем втроем. Застали мы Л. Д. Ландау во дворе института, где он на ходу беседовал с кем-то из сотрудников. Поздоровавшись и сказав: «Ах, это вы?», он пригласил меня к себе домой (он жил здесь же на территории института), сказав небрежно: «Артюша, ты нам не нужен, мы поговорим сами». Извиняюще глядя на меня, А. И. Алиханьян пытался настаивать на беседе втроем, но все его попытки были с улыбкой отвергнуты.