Яков Смородинский - Воспоминания о Л. Д. Ландау

Регулярно видеться с Л. Д. я начал только во второй половине 50-х годов, когда вернулся в Москву и стал работать в Институте атомной энергии. В этот период у нас сложились неформальные отношения, возможно, благодаря тому, что я работал в другом институте. Он довольно часто бывал в нашем доме, подружился с нашими друзьями.

Но наиболее впечатляющим, без сомнения, было участие каждый четверг в семинаре, который вел Л. Д. в Институте физических проблем. Наверное, многие в своих воспоминаниях коснутся этого семинара. Скажу только, что это был совершенно уникальный семинар, по-видимому не имевший и до сих пор не имеющий аналогов в мире. Владение всей теоретической физикой как единой областью в сочетании с удивительной глубиной физического мышления позволяло Л. Д. проникать в сущность излагаемого почти тотчас после того, как докладчик начинал рассказывать свою работу. Происходил скальпельный анализ с выявлением главных результатов и скрытых слабостей. Семинар превращался для присутствующих, а часто и для докладчика в студийный урок, и в этом была его особая неповторимость. Сам Л. Д. относился к семинару очень серьезно и, по-видимому, часто готовился к нему. Во всяком случае, я мог в этом убедиться на собственном примере. Л. Д. имел обыкновение за неделю до семинара беседовать с докладчиком, после чего окончательно решал вопрос о целесообразности постановки доклада на семинаре.

Расспросив меня в подобной ситуации, он с одобрением отнесся к результатам анализа конкретной системы, но был весьма скептичен по отношению к попытке широкого обобщения, которым, по правде говоря, я гордился. К моему удивлению, когда во время доклада я перешел к этой части и услышал сомневающиеся вопросы кого-то из присутствующих, Л. Д. вышел к доске и продемонстрировал свой вариант доказательства справедливости этого обобщения.

К сожалению, этот период длился недолго. В январе 1962 г. Л. Д. попал в автомобильную катастрофу. Желание помочь спасению Л. Д. Ландау сплотило большое число людей, готовых день и ночь делать все, что могло принести хоть какую-нибудь пользу. Те дни вспоминаются как дни торжества истинного человеческого начала. Как осколок тех далеких дней передо мной лежит на столе авиационный сертификат, оставшийся у меня после одного из дежурств. На нем написано: «Срочно. Срочно. Срочно. Человеческая жизнь в опасности. Получатель критически болен. Немедленно свяжитесь с соответствующими лицами». Адрес — Московский аэропорт, получатель — мистер Ландау. Лекарство доставлено из Брюсселя по заказу из Лондона.

Л. Д. Ландау остался жив. Но он уже не был прежним Дау. Не могу забыть фразу, которую он постоянно повторял, когда вы приходили его проведать: «Вот боли пройдут, и мы обязательно поговорим».

Бывают ученые, и большие ученые, вся биография которых сводится к списку научных работ. К нему часто прибавляют одно или два неожиданных высказывания, свидетельствующих, что и человек, целиком ушедший в науку, во всем мыслит оригинально. Но, чтобы дать представление о таком многостороннем человеке, как Л. Д. Ландау, надо обрисовать его во всех планах, подробно рассказать не только о его научных достижениях, но и о своеобразных взглядах на жизнь.

Л. Д. Ландау, хотя и был человеком педагогической складки, не отличался терпимостью. Излагая свою точку зрения на тот или иной научный пли житейский вопрос, он ясно показывал или прямо высказывал свою нетерпимость к инакомыслящим. Многих это отталкивало. Но теперь, когда Дау больше нет, можно думать, что и люди, совсем не согласные с его взглядами, отнесутся к ним по крайней мере с интересом. Как бы ни отличались воззрения Дау на жизнь от общепринятых, они были глубоко выстраданы и выбраны им не как самые удобные.

Личность во всех отношениях цельная, Дау искал и в жизни нечто соответствующее его общему научному методу. Рыцарь теоретической физики без страха и упрека, он служил своему идеалу всегда и во всем. Этим служением проникнута его жизнь в самых далеких от науки областях.

…Вхожу в Институт физических проблем за несколько минут до семинара и вижу Дау, шагающего по широкому коридору с кем-либо из своих друзей-учеников и обсуждающего то ли только что появившуюся статью, то ли очередную «непробиваемую» задачу. Эта картина так запечатлелась в мозгу, что и теперь, вбегая по лестнице на второй этаж «физпроблем», каждый раз ощущаю трепет…

Мне повезло: я не только «пробивал» через Ландау почти все свои работы, участвовал в его знаменитом семинаре, слушал его доклады, но и много разговаривал с Львом Давидовичем. Разговаривал о науке, о философии и об истории, о своих личных делах (Дау — советчик нескольких поколений физиков), о событиях свежих — только что с газетной полосы — и о событиях отдаленных. К сожалению, я ничего не записывал; память сохранила только обрывки мыслей, суждений, иногда парадоксальных, но всегда искренних до конца, — мыслей, которые не менялись при замене собеседника.

Одна из замечательных черт Ландау — он всегда был самим собой, никогда не важничал (А. И. Шальников назвал его самым не важным человеком, какого он знал). При этом Дау любил (по его же словам) покрасоваться, т. е. показать себя с наилучшей стороны. И это ему удавалось. Его популяризаторские выступления, всегда очень лаконичные, сопровождались восторженным оханьем слушателей.

Часто говорят о широте, энциклопедичности Ландау. Хочу рассказать об одном эпизоде. После многолетнего перерыва Лев Давидович приехал в Харьков и довольно много времени провел в Украинском физико-техническом институте. Кирилл Дмитриевич Синельников, директор УФТИ в те годы, тогда болел и уступил Льву Давидовичу свой кабинет. И вот в кабинете «воцарился» Ландау в окружении харьковских физиков-теоретиков. А через кабинет «проходили» уфтинские физики и рассказывали о своей работе. Ландау был, что называется, в форме. Он живо интересовался всеми работами, задавал вопросы, давал советы. Поражало следующее: через несколько минут после начала беседы Лев Давидович был совершенно в курсе дела. Если бы обсуждаемые вопросы не были столь специальны, подобную беседу можно было бы демонстрировать, как демонстрируют феноменальных счетчиков. В Ландау поразительным образом сочеталась быстрота реакции с осведомленностью и глубиной понимания. Ничего похожего ни у кого я не видел.

Семинар, которым руководил Ландау, войдет в историю теоретической физики и будет подробно описан. На его заседаниях создавалось, строилось то, что высоким стилем именуют «школа Ландау». Для физиков моего поколения необычайная широта семинара была привычна. Все знали: на семинаре можно выступить с работой из любой области теоретической физики. И не просто выступить, но и получить квалифицированный совет. Либо во время доклада, либо до — при предварительном обсуждении с Дау.