Яков Смородинский - Воспоминания о Л. Д. Ландау

▲ — сообразительный и трудолюбивый

| — сообразительный, но ленивый

■ — трудолюбивый тугодум

▼ — ленивый тугодум

Случалось, что некоторые люды у него сразу же вызывали чувство неприязни. Молодой французский теоретик Жак Соломон со своей очаровательной женой, дочкой Ланжевена, некоторое время жил в Копенгагене. Ландау сразу же без видимых причин причислил его к четвертому или пятому классу. Миссис Соломон получила более высокую оценку, но не выше трех. Очевидно, он заметил, что она мне нравилась. Однажды она спросила меня: «Отчего вы такой застенчивый?» На этот вопрос никак не ответишь, ибо правильно было бы сказать: «Потому что нахожу вас очаровательной!» Так или иначе Ландау, подшучивая надо мной, говорил: «Казимир, испорть этот брак, соблазни эту женщину „nur urn zu lernen“ („только для того, чтобы узнать“, — излюбленная фраза Нильса Бора, с которой начинались все его вопросы)». Он с равным успехом мог бы приказать мне бросить вызов чемпиону Дании по боксу в тяжелом весе.

Соломон был убежденным коммунистом, но таким, кого, думаю, мы назвали бы ортодоксальным марксистом; может быть, этим частично объяснялась нелюбовь Дау к Соломону. Сам Ландау был революционером, хотя едва ли его можно было назвать марксистом [56] Сам Л. Д. часто утверждал, что он марксист и материалист. Особенно когда речь шла об анализе общественных явлений.— Примеч. ред. и уж, конечно, не диалектическим материалистом. Я считаю, что в равной степени было бы неправильно назвать его и троцкистом, он вовсе не был никаким «истом». Он был революционером, как моя мать — христианкой. Я предпочитаю христианство.

Он верил в уничтожение всех предрассудков и привилегий, если они не являются признанием реальных заслуг.

В памяти всплывает незначительное событие, место и время которого не могу точно вспомнить. Возможно, это было в Цюрихе летом 1933 г. Это не имеет значения. Этот случай показывает, какова была его вера в революцию. Мы были в библиотеке, и на полках в открытом доступе была прекрасная коллекция древних публикаций «Academie des Sciences». «Давай посмотрим, — сказал Ландау.— Должно быть, забавно читать сейчас вздор, написанный этими старыми дураками» («Was für einen Quatsch diese alten Trottel damals geschrieben haben»). Он взял один том, открыл его и просмотрел работу Лежандра. Следующей, должно быть, была статья Лапласа. Одна классическая работа за другой, и та и другая — важные вклады в математическую физику. Ландау некоторое время был молчалив, затем его лицо просветлело. «Это показывает, сколько французская революция сделала для научного прогресса», — заключил он.

Идея критически оценивать физические теории с точки зрения диалектического материализма оказалась ему совершенно нелепой. Для него было очевидным, что никакая философия никоим образом не может выносить приговор физике, не говоря уже о том, чтобы способствовать ее развитию. Взгляды Ландау на политику и философию проявились особенно отчетливо во время его выступления в студенческом обществе — Studentersamfund — 16 марта 1931 г. До этого в номере еженедельника «Studenten» от 12 марта (№ 22) было опубликовано интервью с Ландау. Так как оно очень показательно и его трудно достать, привожу здесь его полный перевод без подзаголовков. Необходимо сделать лишь несколько предварительных замечаний. В датском оригинале говорится о «Videnskab», Ландау говорил о «Wissenschaft», ведь интервью проходило на немецком языке. Теперь это слово обозначает все отрасли познания — естественные науки, гуманитарные и социальные. В моем переводе я передал это значение словом «science». Вполне правомерно использовать это слово таким образом. Второе издание словаря Вебстера «New international dictionary» вторым определением этого слова дает: «Любая ветвь или область специализированных знаний, рассматриваемая как отдельный предмет познания или исследования». Оксфордский словарь английского языка дает подобное толкование, но он, конечно, считается устаревшим. Еще одно замечание. В то время как наблюдения Ландау о положении ученых и гуманитарных вопросах, философии и т. д. мне кажутся верными, я не припоминаю, чтобы Ландау когда-либо в моем присутствии в таких подробностях говорил о трудовых отношениях на фабриках, и уж, несомненно, не с такой простодушной приверженностью официальной доктрине. Представление Ландау о жизни в промышленности могло быть лишь очень поверхностным, но он был очень лоялен по отношению к своей стране, хотя и считал лояльность «буржуазной» добродетелью. Я думаю, этим объясняются его высказывания, но не исключено, что интервьюер добавил от себя некоторые детали [57] Ниже приведен перевод статьи из еженедельника «Studenten» от 12 марта 1931 г. Слова, вставленные Казимиром, выделены прямыми скобками. Надо помнить, что в те годы (начало 30-х годов) в европейской печати информация о Советском Союзе практически отсутствовала.— Примеч. ред. .

«Мы редко имеем возможность из первых рук получить сведения об условиях жизни в Советском Союзе, особенно редко, когда речь заходит о положении интеллигенции в новой России. Считается — источником этого мнения в основном являются эмигранты, не бывшие в России со времени революции, — что подавляющее большинство интеллигенции этой могущественной империи было повешено, а немногие оставшиеся в живых подвергаются систематическим гонениям, что делает невозможным для них получение какой-либо работы. Говорят также, что не только снизился уровень общего образования, но и что те, кто у власти, ведут систематическую войну против интеллигенции, наука погибает из-за плохих условий работы, интеллектуальная жизнь чахнет и увядает из-за недостатка средств… Многие рассказы эмигрантов содержат конкретные примеры того, как плохо приходится тому или иному ученому. Примеры, без сомнения, имеют под собой жестокую действительность, но они ничего не говорят нам о теперешнем положении ученых и интеллигенции в Советской России.

„Studentersamfund“ в следующем месяце организует встречу, которая поможет пролить свет на теперешние обстоятельства жизни интеллигенции в Советском Союзе. Администрация клуба смогла уговорить молодого русского ученого — физика доктора Льва Ландау, который в настоящее время находится в гостях в Копенгагене, выступить и рассказать о положении выпускников университетов в Советской России. Доктор Ландау молод, ему лишь 22 года, но после получения диплома об окончании Ленинградского университета он был назначен советским правительством на работу в Институт теоретической физики в Ленинграде для проведения научных исследований. В течение последних полутора лет Ландау работал и учился в Германии и Швейцарии частично на стипендию, выплачиваемую ему Русским комиссариатом народного образования, и частично на субсидию американского Рокфеллеровского фонда, а сейчас вместе с другими русскими и немецкими физиками [насколько я помню, из русских там был лишь Гамов, но были и представители других наций] принимает участие в небольших неофициальных конференциях по физике, устраиваемых нашим знаменитым соотечественником профессором Нильсом Бором в Институте теоретической физики университета. Здесь мы встретились с Ландау. Это оказался высокий человек, довольно хрупкого сложения с любопытно длинными темными волосами [едва ли это может быть любопытным теперь] и умными темными глазами. Наш разговор велся на немецком языке с вкраплением нескольких фраз на датском языке, который доктор Ландау осваивает во время своего пребывания в Копенгагене.