Марат Гизатулин - Булат Окуджава. Вся жизнь — в одной строке

Да-да, помните, в первой главе учитель физики Н. М. Гудков вспоминал, как к ним в Шамордино газетчик из Калуги приезжал, Булатом интересовался? Вряд ли, конечно, это был сам ответственный секретарь Шедвиговский. Наверное, попросил кого-то из корреспондентов навестить своего старого знакомца. Как бы там ни было, с Панченко и Шедвиговским они действительно познакомились, когда Булат ещё преподавал в Шамордине.

И было это так. Молодой учитель посылал да посылал свои стихи из Шамордина в газету, а однажды сам приехал в Калугу и принёс рукопись в редакцию.

…Наконец через год я поехал в эту редакцию и зашёл к ним в гости. «Как ваша фамилия?» — спросили меня. Я сказал. «О, так мы от вас получаем». «Да», — я говорю. «Ну, очень приятно, заходите». Я уже как старый знакомый зашёл туда, в эту редакцию. Они говорят: «Ну, что новенького написали?» И я достал те стихи, которые я им присылал. И они их опубликовали [60] Окуджава Б . Из фонограммы выступления в клубе МПС. Ноябрь, 1981 г. .

На самом деле всё происходило не так скоро.

Его отправили в калужское издательство, где работал Панченко, тогдашний председатель областного литературного объединения.

Николай Васильевич вспоминал:

— Он принёс стихотворение «Китайский солдат». Тогда был такой кинофильм, очень популярный. Стихотворение было, видимо, навеяно фильмом. Я почувствовал, что язык есть, интонация есть, слова держатся в воздухе, не падают.

В общем, «деревенский» автор понравился Николаю Панченко, но помочь ему тогда он не мог, ибо сам дорабатывал в издательстве последние денёчки — уезжал на учёбу в Москву, в Высшую партийную школу. И Панченко отправил Булата к сотруднику «Знамени» Игорю Шедвиговскому, который вместо него теперь должен был возглавить литературное объединение Калуги.

Рассказывает Игорь Давыдович Шедвиговский:

Когда я увидел его в своём кабинете, густобрового, черноглазого, с густой шапкой чёрных волос, подумал: наверное, единственный грузин в Калуге.

— Меня зовут Булат, — отрекомендовался он. Фамилию я с ходу не запомнил. — Мне о вас говорил Николай Панченко.

— А мне Коля говорил о вас [61] Шедвиговский И. Меня зовут Булат // Шедвиговский И. Тайна для всех. Калуга: Облиздат, 2002. .

Оказывается, Николай уже успел позвонить Игорю и попросить, чтобы тот не выпускал молодого автора из виду, как-то поддержал его. Поговорили немного, выяснили, что оба фронтовики, поэтому быстро преодолели все условности и перешли на «ты». Булат показал свои стихи. Шедвиговскому они тоже понравились. Правда, ему запомнилось не то стихотворение о китайском солдате, которое вспоминает Панченко, а другое:

Стихотворение было довольно длинным. Меня потрясли строки, смысл которых мучил и продолжает мучить меня, выжившего в двух войнах — германской и японской:

Стихи Булата действительно понравились тогда и Панченко, и Шедвиговскому. Во всяком случае, запомнились накрепко. Об этом говорит хотя бы то, что Панченко рассказывает о совершенно неизвестном стихотворении, не публиковавшемся ни разу [62] В разговорах он упоминал некие стихи о китайском солдате. . Стало быть, ошибка памяти (прочитал эти стихи значительно позже, а потом решил, что впервые услышал их от Булата в 1950-м) здесь исключена. А стихотворение, запомнившееся Шедвиговскому, публиковалось, — правда, всего лишь однажды, но именно в Калуге, причём в самом конце их совместной работы.

И дела начали налаживаться. И даже почти наладились. И состоялась первая в Калуге публикация Булата.

Долгое время считалось, что первые публикации Булата Окуджавы пришлись на самый конец пятидесятых — начало шестидесятых годов. Однако, когда в канун шестидесятилетия поэта Московским клубом самодеятельной песни было задумано собрать всё, напечатанное поэтом за долгую литературную жизнь, и выпустить собрание сочинений любимого автора как подарок юбиляру — в единственном экземпляре, библиографы обнаружили много нового, точнее, хорошо забытого старого. Так, Виктор Юровский нашёл в старых калужских газетах ряд стихов, принадлежащих перу Булата Окуджавы и не известных до этого широкому кругу читателей. Тогда же эти стихи и были опубликованы в вышеупомянутом многотомнике. Позже они были описаны в библиографии писателя [63] Список публикаций Б. Окуджавы: [1945–1989] / Сост. А. Е. Крылов и В. Ш. Юровский // Совет. библиография. 1990. № 1 (янв. — февр.). С. 62–75. . Первая калужская публикация Булата Окуджавы из найденных Юровским датировалась 21 января 1953 года. Через четыре года появился ещё один — более полный — библиографический указатель И. В. Ханукаевой [64] Окуджава Булат Шалвович: [Библиогр. 1945–1992] / Сост. И. В. Ханукаева // Русские писатели. Поэты: (Совет. период.). Библиогр. указ. Т. 16. СПб.: Рос. нац. б-ка, 1994. С. 180–275. , и там в качестве первой калужской публикации фигурирует то же стихотворение «Моё поколение» в газете «Знамя» от 21 января 1953 года.

И, вероятно, оттого, что эта дата появилась в двух независимых источниках, она ни у кого не вызывала сомнений. Надо признаться, что, доверившись всем этим уважаемым людям, я и сам довольно аргументированно, как мне казалось, рассуждал, почему первая публикация появилась именно тогда [65] См.: Гизатулин М. «Два старых солдатика» // Голос надежды. Вып. 3. М., 2006. С. 137–162. .

Но воспоминания Николая Панченко и Игоря Шедвиговского мешали окончательно смириться с этой датой как с днём первой публикации Окуджавы в Калуге. Да и утверждение Шедвиговского о том, что он посодействовал тогда публикации молодого поэта и стихи были тут же напечатаны, не очень стыкуется по датам. Не слишком ли много времени ушло на «содействие», если первое стихотворение Булата напечатано только почти через два года после их знакомства — в январе 1953-го?

Но не только эти нестыковки наводили на размышления, ещё смущали воспоминания бывшего ученика калужской школы № 5 Л. Чиркова. В беседе со мной он рассказал, что, когда Булат Окуджава пришёл к ним в восьмой класс преподавать в начале 1952/1953 учебного года, ученики уже знали, что их учитель — поэт, потому что читали его стихи в газете. Это опять никак не вязалось с данными библиографий, и пришлось просить Чиркова уточнить, не в середине ли учебного года они видели стихи своего учителя в газете. Леонид Ефремович как тактичный человек спорить не стал, сказал только, что ему так помнится. Спорить-то он не спорил, но зерно сомнения посеял, — ещё одно зерно. Тем более что Леониду Ефремовичу помнилось даже, что эти напечатанные стихи обсуждали в классе и с критическими замечаниями нападал на учителя одноклассник Чиркова Володя Евдокимов.