Марат Гизатулин - Булат Окуджава. Вся жизнь — в одной строке

Пришлось идти в библиотеку и снова листать газету «Знамя» за 1952 год. Снова — потому, что я уже просматривал эту подшивку. Но, заранее считая, что публикаций Булата Окуджавы там нет, просматривал поверхностно, «для галочки». На сей раз решил посмотреть внимательней.

Работа была непростая, но интересная. Интересно неспешно листать страницы старых газет — какие-то эмоции, мысли и воспоминания навевает это занятие. А то случаются и «открытия». Бросилась в глаза, например, странная особенность газет того времени — они любили отмечать не столько дни рождения, сколько дни смерти выдающихся людей. Точнее, тех, кого они считали выдающимися. Этакая в своём роде некрофилия, но об этом мы поговорим позже, повод будет.

…Искомая публикация всё-таки нашлась в 1952 году, в самом начале второго полугодия — 6 июля. Это было одно небольшое стихотворение, набранное мелким шрифтом, так что немудрено было не заметить его в первый раз.

Вот оно:

Стихотворение, конечно, сегодня звучит диковато, особенно насчёт «господ из Лондона и Вашингтона». А может, уже и опять актуально. Неудивительно, что оно больше никогда никуда Булатом Шалвовичем не включалось. Наверняка многие сейчас назовут это стихотворение конъюнктурным, но тогда, в 1952 году, так думало подавляющее большинство советских людей, и Булат Окуджава тоже. Я уверен, что стихотворение, о котором идёт речь, скорее всего, писалось хоть и в надежде на публикацию, но — от чистого сердца.

Ну, теперь всё более или менее становится на свои места: и правота бывшего ученика Чиркова подтверждается, и усилия Шедвиговского, оказывается, принесли результат не через два года, а гораздо раньше.

Итак, летом 1952 года литературные дела Булата Окуджавы начали налаживаться. И даже почти наладились. Почему же почти, если вон уже и первая публикация случилась? И даже не в комсомольском «Молодом ленинце», а сразу в главной калужской газете.

А потому, что эта первая публикация надолго стала и последней. И больше того — почти два года после этого Булат в здании редакций калужских газет больше и носа не показывал. Потому и Сергей Васильчиков совершенно не помнит Булата Окуджаву в «Молодом ленинце» в свою бытность там. Васильчиков ушёл из «Молодого ленинца» в апреле 1954 года, всего за несколько дней до триумфального возвращения туда Булата Окуджавы. Почему триумфального? Потому, что пришедший на смену Синицыну Николай Панченко сразу опубликовал стихи понравившегося ему грузина в первомайском номере и на первой полосе! И с соответствующей первомайской иллюстрацией. Но это будет только почти через два года.

Нет, в январе 1953 года было ещё очень краткое, всего на несколько дней, пришествие Булата в редакции калужских газет. Это случилось тогда, когда болел главный редактор «Молодого ленинца» и его замещал Александр Авдонин.

К этому эпизоду мы подойдём в своё время, сейчас же я упомянул о нём лишь для того, чтобы объяснить, что было причиной недопущения стихов Булата Окуджавы на страницы калужских газет, а точнее, кто — редактор «Молодого ленинца» Иван Семёнович Синицын. Сам кондовый коммунист, он сумел и коллеге по «Знамени» шепнуть по-соседски, что негоже на идеологический фронт, каким является газета, допускать детей врагов народа. И, наверное, Иван Семёнович недвусмысленно дал понять зарвавшемуся сыну японского шпиона, чтобы того и духу не было в здании редакций калужских газет. Этим, видно, и объясняется то, что Окуджава перестал ходить и на заседания литобъединения.

Не случайно Игорь Шедвиговский вспоминал потом:

— Булат рассказал о своём «сто первом километре» — без права ездить в Москву — и предупредил: «Со мной у тебя будут проблемы».

Они и были, эти проблемы. В редакции, как и повсюду, имелись свои стукачи. Приходилось воевать, отстаивать, носить в обком на визу идеологам. Стихи его сами по себе не вызывали ни у кого сомнений, сомнительной была личность стихотворца.

Сам же Игорь Давыдович, проявляя непростительную политическую близорукость, с «вражеским» сынком продолжал общаться:

— Когда мы с ним познакомились, нас немножко сблизило то, что мы оба играем на семиструнной гитаре. Я по-любительски, четырьмя-пятью аккордами, не больше. Он приходил ко мне домой, играл, у меня и гитара сохранилась.

Завязалась дружба и с другими газетчиками, особенно из «Молодого ленинца». Но они помочь ничем не могли.

Дмитрий Быков в своей книге в серии ЖЗЛ пишет по поводу первой публикации Булата Окуджава в Калуге:

Как только появилась возможность регулярно печататься, он переместился на должность литератора при газете — к счастью, в советской журналистике такая ниша существовала. Печатать его начали с 1952 года, капля продолбила-таки камень.

Это не соответствует действительности, к сожалению. Капля камень не продолбила. Работать в газете Окуджава начнёт через два с половиной года. И не потому, что капля камень продолбит, а потому, что ситуация изменится в стране и в судьбе родителей Булата. И не «литератором при газете», а обычным журналистом он будет работать.

Итак, на журналистскую, а тем более литературную карьеру надежд мало. Надо сосредоточиться на школе и не мучить себя пустыми мечтаниями.

Булат едет к жене в Высокиничи, где они весело проводят отпуск, о чём подробно было рассказано в предыдущей главе.

Однако лето проходит, и пора уже снова впрягаться в ненавистную учительскую лямку. В конце августа супруги возвращаются в Калугу.

29 августа состоялось первое в ещё не начавшемся учебном году заседание педсовета.

Обсуждались итоги 1951–52 учебного года. С докладом выступил директор школы П. Н. Четвериков и отметил низкую успеваемость в истекшем году. Особенно в пятых классах. Особенно по русскому языку и литературе. Особенно у нескольких преподавателей, список которых открывало имя Булата Окуджавы. Но, к счастью, не одни лишь учителя были виноваты в плачевном состоянии дел:

Работа классных комсомольских организаций была так же не на должной высоте.