Наталия Алеева - Дары Господа. Проза XXI века

Прошло время.., и до сих пор нас согревает память о том Прекрасном Событии, таким щедрым на Удивление и Радость! Но в последующие вёсны оно уже никогда не повторялось…

В юности бабушке моей прочили яркую актерскую стезю, и дед вынужден был даже поступить в частную труппу Владимира Насёнкова, где она играла, чтобы, оказавшись на виду, обратить на себя внимание.

Поразительны судьбы некоторых вещей, которые, не истребившись временем, остаются с нами. Берёшь их в руки, и они вдруг высвечивают моменты давно ушедшей жизни, и свет этот воскрешает обаяние неведомых дней… Так, в ящике секретера до сих пор у меня лежит пара писем, адресованных бабушке, где стремительной рукой режиссёра сообщается, что «госпожа Мария Константиновна Рукавишникова» приглашается в такой-то час на репетиции…, а послания датированы ещё дореволюционным, 1909 годом, то есть, пришли к адресату больше века тому назад… И как уважительно обращался к своим актёрам руководитель того частного театра! Здесь и слова надежды на скорую встречу, и желание, чтобы новая пьеса пришлась актрисе по душе, не забыты и добрые пожелания супругу!.. Но, когда у бабушки с дедушкой появились дети, жить на фоне Первой Мировой войны, а затем и Революции пришлось уже с погашенными огнями рампы…

Чтобы прокормиться в те смутные годы, они купили крошечный домик по Казанской железной дороге и стали налаживать хозяйство. Через несколько лет был у них уже фруктовый сад, пасека из нескольких ульев и даже коза Милка, кормившая семью молоком. Их хозяйство в деревне Апариха слыло образцовым, и к главе семейства, Николаю Степановичу, шли за советом, что и когда сажать, как спасти цветущие фруктовые деревья в заморозки, как сберечь зимой пчёл от грызунов… По всем вопросам, коими занимался, дед выписывал множество журналов, которые штудировал с карандашом, поэтому, за что бы ни брался, вёл дело по последнему слову науки. При этом, на любимые занятия «поместьем» у него оставался только один день в неделю – воскресенье, ибо, имея уже троих чад, он каждое буднее утро отправлялся в Москву на работу, а возвращался домой поздно вечером на поезде. Правда, до следующего утра время было в его полном распоряжении…

Бабушка помогала мужу с пчёлами, и, что интересно, они никогда её не кусали, и до самой своей старости она не ведала, насколько укусы эти болезненны. Ещё был у неё крошечный огородик на пару грядок, где выращивалось самое необходимое к столу, потому в тяжкие времена разрух семья не голодала, держась на подсобном хозяйстве.

Однажды, уложив днём детей спать, бабушка увидела, что в одном из ульев начали роиться пчёлы. Чтобы не упустить новую семью, она поспешила за роевней – коробкой с откидной крышкой, но какое-то волнение овладело ею, хотя она уже не раз справлялась с подобной задачей. Выйдя в сад, в глазах у неё потемнело: гудящий рой не улетел далеко, он повис на нижней ветке вишни. Но клубок из пчёл был не овальным, как обычно, а в форме большого чёткого креста. Убеждая себя, что «в жизни всякое бывает, пчёлы могут вылететь и сгруппироваться по-разному…», она стряхнула их в раскрытую роевню, но беспокойные насекомые почему-то разделились, и часть роя осталась на дереве, и снова в виде креста, только маленького… «Но такого же быть не может! – ужаснулась Мария. – Из улья вылетает одна единственная матка, и пчелиный выводок, облепляя, охраняет её… И нет такой силы, которая заставила бы пчёл оторваться…» Ноги у неё подкосились, ибо теперь она не могла заглушить в своей голове смысл народной приметы: «рой крестом – к покойнику…» Снова открыв роевню, она стряхнул туда и этих пчёл, а затем высыпала весь рой в пустой улей и прикрыла крышей…

Появление новой пчелиной семьи всегда было праздником в их доме, всегда, но не теперь… И, стараясь успокоиться, бабушка убеждала себя, что «верующего человека не должны смущать приметы». И тут же мысленно возражала: «но не каждая же примета – суеверие. Это может быть Божие предупреждение, Знак, который человек должен прочитать, ибо всегда были люди, которые, смотря, видели и, слушая, слышали…» До вечера она неизменно творила про себя Иисусову молитву: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную!» И уже перед самым возвращением мужа, как испытание на верность Богу, добавила: «Господи, да будет по воле Твоей Святой…» И о том, как роились в тот день пчёлы, она не сказала никому ни слова…

Событие это произошло в начале мая 1920 года, а первого июня того же года в их семье умер от кори только начавший ходить сынок Веничка, и ровно через месяц, первого июля, Мария потеряла мужа, которого сбила машина в Москве. Три дня она искала его, объездив все городские больницы и морги. Сторож последнего, увидев её, чуть не заплакал… Ни адреса, ни, тем более, телефонов тогда не было… И старый человек сказал ей:

– Я так и думал, что вы должны прийти… Ещё вчера должен был похоронить его, стал готовить и вижу – на руке обручальное кольцо, а это значит, что жена его ищет…, обложил льдом и решил подождать ещё день…

Тут он развернул платок и протянул двадцати восьмилетней вдове – моей будущей бабушке золотое кольцо её мужа…

Когда летом на дачу к нам приезжала дальняя родственница бабушка Лиза, все бытовые нестроения дома умалялись, теряя власть над пространством. Они настолько подчинялись этому неспешному человеку, что уже через несколько дней весь хаос быта терпел полное поражение. То, что было безнадежно сломано, выбрасывалось, что можно было починить, обретало новую жизнь. Одежда, предназначенная на тряпки, художественно штопалась, становясь ещё пригодной для внешней жизни, кухонная утварь блистала, и любая хозяйственная мелочь обретала, хоть и временное (пока бабушка Лиза гостила), но своё место.

Невысокая и худенькая, бабушка Лиза признавалась, что любит заниматься разумным устройством быта, при этом, нередко разговаривая с собой, пересыпала монологи пословицами и присказками. «Шила милому кисет, вышла рукавица…, меня милый похвалил, эка мастерица!..» Готовить она не любила и не бралась, но мытьё посуды считала своей обязанностью, и под журчание воды слышались её воздыхания: «хороша я, хороша, да плохо одета, никто замуж не берёт девушку за это…»

Помню, как поразила нас реакция бабушки Лизы на большое житейское событие в её жизни: речь шла о расселении арбатской коммуналки, где она прожила больше полувека. Встревоженные жильцы сбивались в кучки и спорили, кто с кем поедет (ибо одиноких и семьи из двух человек на окраинах Москвы снова поселяли в общие квартиры, только маленькие). При обсуждениях все волновались, и создавались даже коалиции, враждовавшие друг с другом, но бабушка Лиза никакого участия в этом не принимала, а когда ей задали вопрос «почему?», заявила, что «готова ехать в новое жилище с кем угодно». Её насмешливо спросили: «И с забулдыгой каким-нибудь, и пьяницей?» На что она спокойно ответила: «Ну, пьяница – тоже человек, Я никого не боюсь. И с пьяницей могу договориться и найти общий язык, ведь конфликты обычно возникают не там, где нет проблем, а где иссякает человечность между людьми»… Слава Богу, с пьяницей ей доживать свой век не пришлось, потому что несколько вполне порядочных людей предложили ей себя в качестве ближайших соседей и даже компаньонов. И она уехала «дышать свежим воздухом» в окраинное тогда Борисово с девушкой-штукатуром Катей.