Камрян Кинге - Лилия. Мы – дети пригородных вокзалов

Наш роман начинался с таинственных звонков инкогнито, бросаний трубок после слова «привет», дурацкого хихиканья и других ребячьих шалостей с моей стороны – подростка, публично ловеласа, внутренне робкого. При каждом звонке она вопрошала «да», а не «алло» как принято у всех до тошноты скучных обывателей и было в этом «да» пронзительно нежное и необычное.

Далее таинственный незнакомец, так терзавший её воображение, уже осмеливался произносить в трубку более объёмные, но также ничего незначащие фразы и шутки. Она слушала, не запоминая: просто поглощала голос, под влиянием витавшей в воздухе романтики.

Уже и не вспомню все те мелочи, которые благоприятствовали завязыванию более близких отношений. Память безжалостно выдавливает массу картин, оставляя лишь самые яркие.

Преподнесу обрывок. На лавочке, на деревенской придомовой, мы обычно коротали вечера; разговаривали о пустом, выделывались и старались казаться взрослыми. Я пытался умничать, она по большей части молчала, отвечала кратко и скромно, и при этом взаимоисточаемые флюиды, перемешиваясь в воздухе, пробуждали нестерпимое влечение. Вскоре я уже засовывал руку под её трусики, она не сопротивлялась. Мои пальцы теребили жёсткие, взошедшие колосья кучерявых дебрей. Она томно вздыхала, рука моя увлажнялась её зовущей промежностью, пальцы истощали запах при подношении руки ненароком к лицу. Юная искусительница припадала головой к моему плечу и дышала, и целовала в ответ влажными губками, – маленькая лисица податливого характера.

Впрочем, эта девчонка – не Лилия. Вероятно, вернусь я к ней в последующем, поскольку свой след в моей жизни она оставила неизгладимый и я до сих пор вспоминаю о ней с горечью.

Порой я сомневаюсь существовало ли все то, что я описываю.

Быть может, во мне лишь разыгралось воображение или же я нахожусь в бессознательном положении и надо мною проводят опыты. Бывает, представляется мне, все вокруг нас это виртуальные декорации. Материальное – ничто. Перемещение сознания людей в искусственную плоскость, воображаемые ценности вытеснили потребность обладания благами, которые когда-то были осязаемы. Вкусы, обоняние, и другие чувства, испытываемые человеком, – всего лишь плод деятельности мозга. Физическое тело – временная оболочка, созданная для защиты и функционирования духовного. Жизнь, прошлое и будущее, весь мир – проекция. Радость, оргазм, насыщение, тепло и холод – продукты мозговой активности.

Представьте такую картину: человеческие туловища – малоподвижные – в ячейках. На головах полуживых чучел сферообразные шлемы с подобием забрала на глазах. Обучение, работа, секс, еда, рождение детей, яхты, клубы, путешествия чередуются картинками. Ощущать дары цивилизации уже не требуется. Тело – это системный блок, функционирующий ради поддержания процессора в работающем состоянии. Человечество остановилось также в деторождении, поскольку все преобразилось в иллюзию. Да и плоть – ненужный атавизм, а раз в нем нет необходимости, возможно, её и вовсе не существует, – все происходящее вокруг – вселенский алгоритм, внедрённый создателями. Нет меня, нет вас; мы и всё окружающее – программа. И, при всем при этом, есть бесчисленное количество копий каждого, и они ступают на разные плоскости развития, совершают действия отличные от двойников и идут своим путём, словно персонажем управляет отдельный игрок. Множество параллельных вселенных, тысячи вариативных судьбоносных шагов. В тот момент как я с остервенением перебираю клавиатуру, другой я летит в космос, третий валяется в луже вперемешку с собственной блевотиной. Каждый я – эксперимент. Каждый мир запущен с конечной целью – совершенствование коллективного разума, что есть программа.

В моем мире родители повзрослеть не успели. Бывает так, что люди остаются житейски наивными до самой смерти. Бывает же и так, что с малых лет обладают хваткой и подсознательными навыками устраивать жизнь наиболее выгодно текущим обстоятельствам и возможностям.

Как бы то ни было, без подробного описания родителей, их знакомства и постепенно нарастающего разлада, вероятно, картина окажется неполной, – не предстанет со всей ясностью, каким образом могло появиться подобного рода пресмыкающееся, слепленное смешением противоположностей.

Они при наличии совершенного и упорядоченного мира, не должны были соприкасаться и воспроизводить потомство. Мать с присущей ей прилежностью и зачаточной склонностью к постоянству сохранила немногочисленные записи и редкие, в то время черно-белые, фотографии. Снимки, в отличие от вспышек памяти, имеют доказательный характер происходящего и рассматривая их я успокаиваюсь, поскольку, как указано выше, на меня периодически наступает мысль – все мы застыли малоподвижные в очках виртуальной реальности. Но есть фотографии, вроде бы подтверждающие действительность происходящего. Конечно, и они могут быть всего лишь иллюзией – сотворёнными всевышним игроком декорациями. Меж тем, какими бы они не были, но они есть, сложив их и перемешав, переиначивая на свой лад, отражу краткую историю супружества вплоть до краха.

Мать.

Мать частично повторила путь Карениной одним из своих увлечений. Правда сценаристом её судьбы все преподнесено не так великосветски и не так романтично.

Мне трудно охарактеризовать её. Видимо, потому что отцовское мировоззрение явно ближе – во многом я его копия. В сущности, описанный выше коллективно-общежитный образ жизни мой, причем промежутком временных рамок незначительный, имеет отношение к нижеследующему повествованию в большей степени в качестве предисловия к описанию «безмамного» студенческого быта отца. Многие эпизоды нашей молодости из-за схожести характеров перекликаются.

Она была симпатичной, с тончайшей костью, но не такой чтобы с правильными чертами лица, как у типичных безжизненных красоток. Определённо, в своё время она была чертовкой (опишу типаж таковых ниже): интересовалась, мечтала о черных шевелюрах; о мужчинах напористых, пробивающихся по жизни непоколебимо, как её родитель. Благо или несчастье, но отец её был человеком жёстким; сумел поднять на ноги четырёх детей, с одной рукой (инвалид войны), тащил к себе домой все, что плохо лежит и представляет выгодный интерес (как и полагалось в то время, да и всегда в нашем несчастливом отечестве).

Кроме того, что была характером чертовки в девичестве, заточённым в рамки приличия жёстким надзором сурового отца, она принадлежала к числу тех прилежных учениц, которые довольно сносно, если не очень хорошо, учатся. При этом не докапываясь до сути, но имея способности вникать в содержимое предмета достаточно, чтобы прослыть отличницей.