Камрян Кинге - Лилия. Мы – дети пригородных вокзалов

Благодаря запоминающейся внешности и телосложению гончей породы, девушка была объектом вожделения многих сверстников приблизительно равного возраста, но строгий надзор сохранил её в девичестве и даже не целованной вплоть до утраты контроля.

Она была из таких, мужчины меня поймут. Именно гончая порода, не склонная к полноте, без каких-либо намёков на дряблость и с грудью неизменной упругости – пропорционального телу размера, не дынеподобные, а чуть выпирающие, остроконечные, и сохраняющиеся в сформировавшемся виде в течение жизни.

Она много читала. Читала исторические романы о королевах, принцессах. Поглощала книги с упоением, полностью погружаясь в вымышленный мир, представляя себя героиней – страстной любовницей, в окружении принцев, рыцарей и всяческих красавцев, похищавших её и уносящих в дальние края. Ею восхищались и боготворили. Много книг! Благо дед не обращал на них никакого внимания, мол: «чем бы дитя не тешилось» – пустышка, девичья блажь, со временем пройдёт.

Младшая дочь, окончила школу с отличием. Дед прорывался чрез невидимые преграды, угрожал культей, подкупал. Ведомая отцом чуть ли не за руку, она благополучно осела на первом курсе престижного университета.

Город испугал, восхитил её и пленил стремительностью. Девушка отныне была представлена самой себе и радовалась свободе. Строгий надзор остался там, в деревне, теперь до неё никому нет дела. Она самостоятельная – первокурсница.

В муравейнике кипит жизнь таких же весёлых, лёгких и беззаботных романтиков, мечтающих о великом будущем, но в полной мере способных отдаваться настоящему.

Клопы делили комнаты со студентами. К ним уже все привыкли – они неизбежные, настойчиво-смышлёные. Передвинутые на середину кровати (чтобы не дотянулись со стен) смутили этих существ ненадолго: насекомые пробирались по потолку точно до того места, под которым спали тела и пикировали вниз вкусить плоть, чтобы жить.

Город обрушился на неё. В первые ночи она не могла уснуть, взбудораженная многообразием бытия и повсеместным присутствием юношей, – они окружали её повсюду. Было страшно – «я всего лишь песчинка» – казалось она не впишется в эту суматоху, не осилит самостоятельность. Не сомневающийся отец далеко. Она растерялась и даже расплакалась: тихо, натянув одеяло на голову, чтобы не услышала сожительница – искушённая, но недалёкая, знающая все на свете, с даром легко сходиться со всеми, кто был ей интересен. Повезло с коммуникабельностью, легко и не скучно.

По вечерам собирались студентки. Тихоня слушала, обхватив колени, не смея вставить слово, бесконечные разговоры, у кого с кем, и как, и какие ощущения. Она слушала с упоением. Запретное вдруг стало повседневностью, обыденностью и чрезвычайно волнующим.

Ей подошла бы жизнь отличная от той, что ей была предначертана. Она втайне об этом мечтала, возможно отгоняя греховные мысли. Ей нужен был тот, который примет её любвеобильность и тягу к романтике. Возможно, где-то в параллельной вселенной, существуют параллельные отец и мать иные. К примеру, вернее, было бы так:

Интересная пара творческих, интересных личностей. Супруг живёт жизнью подчинения и удовлетворения. Желания и прихоти близкого человека исполняются с радостью, благоговейным жертвоприношением себя во имя комфорта любимой. Супруга принимает, и питается жертвами. Она – человек-вампир. Оба счастливы. Один тем, что жертвует, другой тем, что принимает жертву. Каждый из них есть тот, кто он есть, и находится на должном месте.

Увлечение посторонним, молодым и ушлым проходимцев, принимается её покорным как неизбежное, необходимое. Ей это требуется. Впрочем, не нужно что-либо предпринимать. Удовольствие от ролей достаётся каждому. Её чувства, тоска, страсть есть средство для достижения собственного удовлетворения путём исполнения её прихотей. Он идёт за молодым человеком, просит его в очередной раз развеять тоску любимой, побывать у них. Он готов даже к тому, чтобы они далее проживали все под одной крышей. Он готов подчиняться им обоим и в какой-то момент третий также становится объектом поклонения. Отныне пресмыкающийся получает удовольствие от служения двум господам. Он счастлив. Ему необходимо подчинение. Жертвуя, он довольствуется жизнью, дышит полной грудью – он удовлетворён.

Но случилось иначе. Я исправил эту оплошность, спроецировав желания в свою сторону. Об этом позднее; до этого нужно подготовиться.

Отца я могу описать более скрупулёзно. В отличие от матери, до сих пор во многом остающейся для меня загадкой, отец предо мной словно раскрытая книга. Я до сих пор его перелистываю.

Вот, например, глава, в которой он сменил два университета, прежде чем закончить третий. В факультет, связанный с математикой каждого, поступал с лёгкостью. В перерывах успел послужить великой, но обречённой державе. Охранял границу. Бог знает от кого охранял, но границы есть, и он их охранял. Много веков назад одному из проходимцев вздумалось стать правителем и возникла необходимость огородиться от всего остального мира. Другому тоже понадобилось и появилось слово Родина. Две родины. При этом обе расположены на одном земном шаре, но в случае чего, защищая свою, а больше тех, кто желал оградиться и сохранить свою власть, два охранника должны были перегрызть друг другу глотки.

А вот глава другая, описывающая более зрелый возраст, с уже наступающим разочарованием.

Мой отец согласно нормам современности – неудачник! Так бы выразились многие, успешные. Я же назову его мечтателем или Дон Кихотом. Он неудачник потому, что вместо обещаний лишь предполагал, боялся брать ответственность на себя и не умел приказывать и управлять, а напротив был склонен к подчинению. Он – идеалист и теоретик; из тех, кто глубоко копает и не довольствуется поверхностным пониманием. Под его вмешательством весь производственный механизм работал как швейцарские часы и с максимальной эффективностью. Все бы хорошо, но его быстро смещали с должности, поскольку всегда находился болтливый умник, который вышестоящему руководству красочно преподносил свою исключительность и сулил невиданные богатства. После, предприятие накрывалось медным тазом.

Образумившись, властители пытались вернуть опрометчиво смещенного управленца назад, но гордый и обиженный тот отказывался в ущерб себе. В результате менял работу одну за другой и нигде толком не задерживался. Однако промахи оправдывал отнюдь не своей несостоятельностью, а искал защиту в пословицах, запоминая те из них, которые выгодно характеризовали его текущее положение: «встречают по одёжке, провожают по уму» и в итоге безапелляционно стал доказывать истинность удобного утверждения отвержением всяческих проявлений комфорта и даже забот о внешности (своя наружность его перестала интересовать вовсе). Тем более в защиту самого себя он искренне считал, что все его убеждения воспринимаются окружающими аналогично, а если нет, пытался переубедить и никогда не признавался даже самому, что всего лишь маскируется, скрывает свои слабости не только от окружающих, но и от себя; от себя, пожалуй, – основное, поскольку мелькающие в декорациях плевать хотели и лишь отворачивались с недоумением. Он упорно продолжал перекладывать ответственность на народную мудрость, на правительство, на супругу со всеми её родственниками.