Владислав Дорофеев - Докричаться до отца

Шел 1927 год. Похоронен Яков на деревенском кладбище, могила не сохранилась.

Могилы Ефрема, Дорофея, Якова растворились в земле. Некуда прийти коленопреклоненно помолиться об их душах.

Гавриил, сын Якова/Иакова, внук Дорофея и правнук Ефрема, был записан русским. Первым из рода. Почему? Никто не знает. Потому как по русским законам наследования, по отцу он родился евреем. Хотя на вопрос – зачем? – ответ найти можно. Отличительной внешней особенностью Гавриила были роскошные усы, которые так любила его бесценная жена, единственная на всю жизнь зазноба, Вера, важнее ее были только лошади, душу которых он понимал, сильнее человеческой.

Гавриил от рождения был нетерпим и эмоционален. Еще он любил жену Веру. И это была его главная мысль и страсть в жизни. Вера любила молиться и балагурить. Любовь у них была неистовая.

Когда Гавриил объяснился в любви к Вере, он сказал: «Ты удивительная. Ты нежная, пытливая, требовательная и решительная. Тебя нельзя не полюбить. Ты красивая».

У Веры была маленькая, изящная головка, длинные волосы, и брови дугой. Крепкие руки, длинные и цепкие пальцы. И глаза. Тигровые глаза. Пламенеющий взгляд. Это не глаза, а куски пламени. Горящая свеча. В этих глазах всегда был огонь. И огонь этот не адов. В глазах судьбы. Вера оказалась еще и удивительно сильна духом.

Гавриил проходил военную службу, в Тюмени, где до сих пор на берегу реки Туры сохранились каменные казармы, в которых жил Гавриил. Это через реку наискосок от Свято-Троицкого монастыря, что на высоком берегу над Турой. Потосковав полгода, в самые крещенские морозы, Вера поехала к мужу в Тюмень на санях. С Урала, территории нынешней Башкирии, в Западную Сибирь, в Тюмень. Нет женских сил терпеть. Несколько сотен километров. В санях!

Конечно, дороги тогда были. Вранье, что имперская Россия была медвежьим углом, диким. Медвежьим, возможно. Но в любую точку той страны можно было тогда доехать соответствующим времени транспортом, по дорогам, которые соединяли части огромной империи в единое целое, паче зимой, за Уралом, в Сибири, с устойчивым снежным покровом и зимниками. И это были не просто пробитые и укатанные случайными проезжими зимники, это были трассы. Не знаю, что тогда использовали в тайге, в степи в качестве насыпного материала при строительстве, прокладывании и устройстве дорожного полотна, но через определенное количество десятков километров по имперским трассам обязательно стояла почтовая станция, с готовыми лошадьми для почтовой и другой государственной надобности, и постоялым двором, где обычным путникам можно было накормить лошадей и получить за небольшие деньги нормальную еду и ночлег, чтобы на следующий день поутру отправиться в путь и засветло успеть доехать до следующей станции.

Это сейчас от Уфы до Тюмени по железной дороге примерно ночь пути, то есть около полутысячи километров. Тогдашняя зимняя трасса проходила более коротким путем, но, конечно это все равно сотни километров в одиночестве, ведь это же не городская улица с двухсторонним движением.

Вот любовь! Они не могли друг без друга. Усатый Гавриил, – он всю жизнь ходил с усами, – несколько ночей, пока лошадка откармливалась и отдыхала перед обратной дорогой, бегал к Вере через забор по ночам в самоволку. Они любили друг друга в санях, на сене. Вера стонала, хотя больше это было похоже на молитву сокровенную, без слов, лишь сердцем.

Гавриил топорщил свои выдающиеся усы и пел в сердцем рождественскую песню, которой его научил Дорофей. Потому что мужчина во время зачатия и родов ребенка должен петь про себя рождественскую песню. Так Гавриилу наследовал Яков, которому об этом рассказал Дорофей, узнавший об этом от Ефрема. Так был зачат Симон.

Начинался 1914 год. Через несколько месяцев грянет 1-я мировая война. Почти через девять месяцев, 12 сентября во вторник, родится Симон. У Веры и Гавриила вместе с первенцем Симоном было семь детей: пять сыновей и две дочери.

Любовь Веры и Гавриила, казалось, крепла с возрастом. Это была сильная, одухотворяющая любовь. Полная счастья, великой радости и юмора, но и невзгод и боли.

Гавриил был скуласт и резок. Настойчив и прямодушен. Был фантазером и ёрником. Но работать много и усердно любил и мог. Был прирожденный лошадник, понимал, чувствовал и видел душу лошади. Особенной любовью Гавриила были лошади, которых он любил, понимал, холил и лелеял, они ему отвечали взаимностью, был отменным наездником. У него были лучшие лошади в округе.

До революции род владел большими наделами земельными. Что понятно: наш род первым пришел в этот угол, и построил первый дом, и провел первую борозду, и по праву получил первую бумагу на землю. Для картошки и разной зелени с овощами была земля при доме, а недалеко от деревни было сколько-то гектаров земли, где сеяли пшеницу, рожь и овес.

Работали Дорофеевы обычно своей семьей, а на посевную и особенно уборку урожая нанимали работников. Было несколько десятков коров и лошадей, без счета мелкой скотины и птицы. Для размещения всей живности выстроили большой теплый хлев и пр.

Когда в деревне начали раскулачивать, семья была первая в списке. Но их чудом не арестовали. Может быть, действительно, чудом. Вера сутки не выходила из молельной комнаты, просила Господа защитить. Семью даже не выслали. Никого не арестовали. Все отобрали. И любимых Гавриилом лошадей.

Во время раскулачивания Гавриил собственноручно отдал лошадей в колхозный табун, не сопротивлялся. Понимал – бессмысленно иное. Собственно, никуда и не пришлось никого отводить. Потому что его конюшни были самые большие и лучшими в селе, они и стали колхозными, вместе с лошадьми. К следующему утру знаменитые усы Гавриила поседели.

Поскольку лошадей он любил и понимал, его назначили главным колхозным конюхом. Деревня была зажиточная, жители трудолюбивы. Потому в колхозном табуне было несколько сотен лошадей. Гавриил знал повадки каждой, сам принимал роды у кобыл, давал имя каждому новому жеребенку, выхаживал и лечил больных лошадей.

Крестьянин без земли, и всего, что на ней, – не человек. Отняли землю, а у Гавриила еще и главную после жены страсть (или даже равную) – лошадей. И, по сути, он встал на путь самоубийства. Вся крестьянская страна вместе с ним встала на этот путь. Да. Весь род. Все пошли путем смерти. На тот момент пьянства. Отхода от Церкви. Гавриил убивал себя в пьянстве, пытаясь мстить. Кому?! Напрасно! Он лишь ублажал врага рода человеческого, убивая себя, лишившись жизненной идеи, в просторечии – смысла жизни.

Ибо крестьянская жизненная идея – это земля. Эта идея пахнет навозом, хлебом, землей и огнем, лошадьми и дождем, парным молоком и свежим яйцом, до ломоты нежной утренней струей реки, и тяжкой поступью труда от темна и до темна.