Виктор Красильников - Крылом мелькнувшая

Наконец-то добрались они, честь по чести. Буксиры помогли пароходу к лесному причалу прижаться. Матросы на караван вышли найтовые 20 20 найтовые – стальные тросы, обтягивающие палубный лесной груз. слабить да убирать. Агент живо ихние марки привёз. Каждый вспомнил о личном, то есть о важности обратить архискромные денежки в моднячий товар. Вот тогда-то не стыдно в Архангельск вернуться. У всякого на этот счёт были свои серьёзные намётки.

Капитан, не капитан, всё равно ходить в город поодиночке нельзя. Порядок советского торгового флота строг. Писан, как вырублен, для всех. Направился положенной тройкой и верхний комсостав. Способ передвижения избрали обычнейший, то есть сугубо пеший. Но это уже по мизеру карманных финансов. Значит, выступил сам кэп Петрович, старпом и стармех. Все они модники, по-принятому тогдашнему мореманскому шику, в габардиновых плащах. А кашне, какие у них выглядывали бланжевые кашне! Двое хулиганской рябью кепок-лондонок неосознанно подчеркнули свою нипочёмную бравость. На молодом капитане форсистый французский берет залихватским креном к правому виску.

Со стороны посмотреть – идут в своё удовольствие бывалые закадычные приятели. Никак хотят весёлые заведения обойти, насколько выдюжит природное здоровье. Возможно и до улицы «красных фонарей» потом доберутся. Видно же – морские волки! Где как не в Гамбурге этаких типажных уважают. Потому даже вывески без всяких там экивоков. Вон, как вам этакая справа «Оушен бойс»? 21 21 Оушен бойс (анг.) – океанские мальчики. Иль та, что слева подмигивает огоньками, и как в полёте на ней грудастые фройленс с пивными кружками. Сзади остался пяток тату салонов. Не худо бы, конечно, вечным сувениром оставить на руке якорёк. И вообще, куда ни посмотри, приятнейшие засады. Везде царит соблазн, готовый отблагодарить за пережитые шторма, монашеские койки, прокрутку вахт четыре через восемь. (Кочегарам – через двенадцать). Но на что воля и «Правила поведения (опять же!) советского моряка заграницей». Соответственно мимо прогулочным шагом следуют, ради чего-то загадочного нацелены.

Правда, а вдруг они взыскательные гуляки, которым первый класс, стиль люкс с примой подавай? Есть, есть и такие здесь заведеньица! Только и те им, без интереса. Идут себе и идут. Коим другим бы залюбоваться, да того уже просто нет. Старинный ганзейский Гамбург разутюжен до подвальных кирпичей американскими бомбардировками к 45-му году. Так-то штатники доказали немцам, кто из них в злодействах непревзойдённый. Посему везде унылый, наспех сотворённый новодел. Хотя для жизни удобный, дойч прилизанный и обдуманный: разнесут вновь не жалко.

Наконец прибывают, будто на штурманскую точку. Уличонка так себе, невзрачная. Несколько пивных баров, в коих любые претензии смешны. Столько же лавок убогого вида. После магнитно-притягательных местечек, чьи пороги не удостоили переступить, верхние петровские выглядят странно. Оказывается-таки, именно туда заявились. Все тусующиеся на той штрассе, тоже держатся по трое. Лишь когда из лавок выходят, числом будут поболее. Вон оно что! Тут творят свой гуд-гешефт 22 22 гуд гешефт (нем.) – прибыльное дельце. парни и мужики наших пароходств. И к ним ли упрёк, что, вроде, как мелко авосничают. А своя-то разве Держава, ни причём?!

Петровский дед 23 23 дед (сленг) – ст. механик. , морщась, первую маклацкую дверь толкнул. Наша великолепная тройка вошла в изобилие для радецких 24 24 радецких (польск.) – советских. . По началу, чуть осмотрелись. Ёлки шмать! Европкинской завали до потолка, цены нищенские, инвалютным суточным соответствуют. Главное – всё с руками в Союзе оторвётся. По действиям тамошней свойской публики: коврами отовариваются. (Сколько лет нескончаемая мода по ним буксует). Всякая иная мелочёвка приложением уже скатанным в трубки. Несколько бойких поляков и смазливых паночек, неизвестно как огерманенных, при любимом деле просто осатанели. Каждого стараются растрясти до конца, словно видят карманы на просвет. Тянут и тянут одну заискивающую ноту:

– Просиму панове о закуп, о закуп…

Капитанская тройка решает отовариться здесь, не теряя времечко на шастанье по прочим. Что останется от марок, спустить, как подобает завзятым морячинам. Потому берут по законному ковру, определённого вида, улетающего на ура в комиссионке. Затем не скупясь всякой мелкой всячины своим домашним. Паночки ловким шуршанием всё им завернули. Паны денежки пересчитали, но всё равно тянут о закупе. Первым не выдерживает старпом:

– Не худо бы второй ковришко взять. Наверняка заход ещё дадут. В норму и впишимся.

Дед уместно подыгрывает:

– Знают, ведают в конторе. Угля нам хватит. На подхват пошлют попутный груз взять. Жалеть тогда будем. Петровича мучает уклончивое заверение, данное соломбальцу.

«Вот бы порадеть человеку – думает он, – как-никак обещал. Да и жёны у нас училки. Беднее супружниц только уборщицы. Помогу мужикам, а своей удачей поделюсь».

– Ладно. Сыграем в орлянку. Берём ещё по каппёрте 25 25 каппёрта (анг.) – исковерканное слово ковёр. , резюмирует кэп, точно на пропитание семейств подал. А сам при этом, как бы назад за три поколения отступил.

Эдак ровесники первых россiйских пароходов припечатывали предмет купли коверканным англицким словцом.

Весьма удовлетворённый дед, заверяет с улыбочкой:

– Если чего, спрячу. Машина с котельным отделением тунгусская тайга. Сам чёрт ногу сломит, не то, что таможенник.

Вышли, как есть в единоличном грузу. До целофанновых пакетов ещё Европа не додумалась. Свёртками обходились. Вид глупейший. Это вам не на авто с ними покатить, подобно местным герам. И все так. Сразу приметны те, которые по два ковра хапнули. Да как их осуждать? Жалеть надо. Вовсе жизнь нуждёнкой стиснула. Найдут по приходу, – визу в клочки и гон с позором.

Волна отоварщиков не попёрлась разом. Своими тройками стала оседать в барах. Прижимистые – на той же маклацкой. Гордые, и к тому же получающие суточными лишком за рупь (!) инвалютных копеек, перетекли на штрассы по-богаче. Компания Петровича сама по себе, свернула, навроде, пропала. Умно решив потратить силы на отрыв, и в последнем приличном баре бросить яшку 26 26 бросить яшку(сленг) – отдать якорь. до кайфового расслабления. Хоть не в тягость будет тогда дотащиться, что ни говори, позоря флот отечественным реализмом.

На следующей улице столкнулись с тройкой четвёртого механика, который предводительствовал двумя кочегарами. Видят: заплутали парни. Без их наставления ужо поколесят до косины каблуков. Что примечательно, один молоденький кочегар Алька, ни чем не отягощён. Как же ему старший комсостав, молча позавидовал! Принялись нужный курс объяснять. Добившись понимания, знавший всех по отчествам, кэп спрашивает: