Игорь Рыжов - Питерский битник / Поваренная книга битника

Если помнишь, мы с Ингером крайнюю комнату занимали: обычный безмебельный пенал с видом на Канал. Так вот его, как прирожденного дизайнера, отсутствие оной мебели сильно беспокоило: мне на это было – как от Крестов до Алькатраса, два матраса по углам присутствуют, и ладно!

Хрен с ним, если бы он только по поводу нее сокрушался, так нет, творческая натура художника требовала выхода, причем немедленно!

Как-то раз, возвращаясь, то ли с Казани, то ли с Трех Углов, навестив все попутные пьяные углы и затарившись «Ркацители» по 4 рубля под завязку, с трудом поднявшись по лестнице, открываю дверь в нашу комнату и ни хрена понять не могу: передо мной ОКНО!

Этот гибрид Нимейера и Церетели приволок откуда-то огромную раму от пола до потолка, со стеклами и форточкой (слесарь Полесов, блин, без мотора), и водрузил ее ровно посередь комнаты! Намертво!

Я это тогда даже как глюк не воспринял: просто есть преграда, которая мешает мне пробраться к моему матрасику, который мне сквозь нее и виден, к тому же!

Теперь рассказ Ингера:

– Лежу я, никого не трогаю, Кастанеду почитываю. Думаю, вот, сейчас Рыжов заявится, принесет чего-нибудь (ага, а я уж и костерок развел, и веточек подбросил, этих, как их там… можжевеловых! Чтобы дымок пах!). Тут открывается дверь и на пороге выплывает тот самый ежик из сильного тумана с авоськой сушняка.

Окидывает взором комнату, видит постель, видит препятствие, секунду думает, подходит к раме, открывает ФОРТОЧКУ, просовывает в нее и аккуратно ставит на пол драгоценную ношу, а после с невообразимыми матюгами сквозь нее же втискивается сам!

И ведь влез! И ни одного стекла не побил!

…Чудесное было там место! И балкон, нависающий над каналом, и тополя на набережной, и даже бомжи с алкоголиками по округе какие-то симпатичные!

Порой от набережных мы возвращались всё ж не только на общераспространенные между всеми нами вписки.

Приходит на ум замечательный адрес: квартира Саши Фишмана на улице Социалистической (занесло, блин, диссидента!), название которой служило детерминантой степени опьянения: тут и по трезвяни-то не каждому дано с первого раза произнести, а так – всё, сливай воду!

Его диссидентство, впрочем, было сродни его же постоянной озабоченностью в определенном плане: до кратковременного удовлетворения, после чего оно переходило в постоянную хмурую озадаченность. Дело в том, что Саша очень любил отлавливать барышень где-нибудь в районе «Треугольника», очаровывать их рассказами о «гибели русской демократии» и приводить их домой под покровом ночи на чашку «чего получится».

А так как он усиленно играл в либерала (или же являлся таковым), то приводил к себе домой – (э-э! с другими целями!) – просто переночевать, подкормить, да и просто попьянствовать и прочих представителей нашей разношерстной тусовки, т. е. мужское население. В частности, меня и ныне покойного Маршала.

И вот тут у него случались накладки…

Дело в том, что мы с Олегом очень быстро просекли, каким макаром пролезть в квартиру без ведома хозяина (P. S. ментам: с его же благосклонного к тому отношению), не дожидаясь его прихода. Все очень просто: стояк парадной вплотную примыкал к стенке с Сашкиным окном, а перешагнуть из окна на карниз соседнего, нырнуть в форточку, да открыть фрамугу, а потом и входную дверь – ребенку под силу!

Так ведь ребенку-то – да, ему сам Бог (или кто Там?) велел! И телосложение, и вес и габариты позволяют! А в варианте с нами – чуть сложнее, но, обо всем по порядку…

Накладок было с этой впиской больше, чем одна, я Сашку хорошо понимаю, и даже сочувствую: приходишь домой с очарованной сударыней, а там – два упыря, пожрав всю имеющуюся съедобную и несъедобную провизию, радостно предлагают тебе остатки сушняка, вопрошая: «Пить будешь?».

В ту ночь мы отправились опережать нашего местного Сахарова в компании еще и Коли Барабанова (группа «Спокойной Ночи!»). Поднявшись на нужный этаж, открыв окно на улицу, я, привычно дотянувшись до соседней форточки, нырнул внутрь.

Фишман не поставил наружную раму на верхний и нижний замки…

Фрамуга, тоскливо скрипнув, начала поступательно-возвратные движения, стеная всеми своими дореволюционными петлями (Господи, хорошо не современными, сделаны на совесть!). Я застрял, не имея точки опоры, как Винни Пух в норе у Кролика, правда, задницей наружу, и хмуро раскачивался на уровне четвертого этажа дома дореволюционной постройки на оконной раме.

Маршал, желая мне помочь, стал ловить меня за ноги и запихивать внутрь, а Коля с криками: «На х♥й, на х♥й, к терапевту!», умчался куда-то вниз, кажется, с концами.

Главное – маневры! Внутрь мы, конечно же, попали, хорошо хоть трупаков Сашке под окнами не обозначили!

Шувалово… Ежели разобраться, прикольное место. Рядом – Поклонная гора, последний костер Распутина, церковь баптистская, Валера Баринов там в «Трубном зове» играл, дача Бадмаева, дача, на которой попа Гапона порюхали, бывшая лодочная станция на третьем озере рядом с тем местом, где кабачок располагался, и Блок «Незнакомку» написал. Хорошей памятью на текст, даже зарифмованный, я никогда не отличался, своих-то не помню, мне всегда проще новое написать. Помнится на выпускных экзаменах по литературе надо было стихи заучить. Так я их автоматом на музыку положил. Ту же «Незнакомку» – на Бобовскую «Зачем меня ты надинамил…». Она же и досталась.

Помню обрадовался, набрал воздуха и… запел. Негромко, но ощутимо, так что до последней парты пробирало: «По вечерам над ресторанами». Закончил приплясывая.

Но недаром моя литераторша вместе с Тамарой Максимовой училась, да мне пропуска на все Музыкальные Ринги выбивала на запись, отсмеявшись, «пять» поставила.

В доме напротив школы Сергей Скачков из «Землян» жил, пару раз с нами, пацанами, пообщался, после чего, обладая каким-никаким музыкальным слухом я понял, что у них поет отнюдь не Игорь Романов.

Вообще я любил народ с Финбана к себе на электричке привозить: приедешь в Шувалово, десять минут в горку по обычной деревеньке и раз – Город, отделенный Выборгским шоссе.

…Но речь не об этом. По другую сторону железнодорожного переезда раскинулась настоящая деревня, где уютно расположились художники и мы у них периодически ночевали.

Один из них (назовем его Гена), устав от хронических запоев, где-то с похмелья прочел о пользе козьего молока. О полезном и очистительном его воздействии на почки, печень, селезенку и прочий ливер, да загорелся желанием приобрести себе оную животину в хозяйство.

Пахал как два Папы Карло, но накопил и однажды приволок откуда-то симпатичную молодую, еще не рожавшую козочку. А лактация, э-э, после определенных событий начинается. Гена этого не учел.