Геннадий Чергизов - СВВАУЛШ-77

Медицинская комиссия браковала многих. В Приёмнике постоянно шла, можно сказать, ротация – одни приезжали, другие ехали домой. Тех, кто прошёл комиссию, определяли теперь уже в «учебные группы» и их было существенно меньше медицинских. Теперь нам предстояли приёмные экзамены.

Первым экзаменом была математика письменно. Особой проблемы с математикой у меня не было и на три вопроса я спокойно что-то написал. Вторым была математика устно, это, как мне помниться, была в основном геометрия и тригонометрия. Конечно, устно отвечать сложнее, но это тоже прошло без проблем. А вот устный экзамен по физике меня как-то не радовал. С физикой «отношения» у меня как-то складывались не очень. И точно, вопросы попались какие-то «незнакомые». Вышел я отвечать и стал сильно плавать. Преподаватель как-то грустно сказал, что выше двойки он поставить мне не может. На что я ему сказал, что двойку мне никак нельзя, ну совсем нельзя. И вид у меня, видимо, был такой убитый, что он спросил меня об оценках за предыдущие экзамены. Но я их ещё не знал. Преподаватель не поленился сходить куда-то и посмотреть мои оценки. Вернулся и сказал, что у меня там четвёрки и он мне поставит тройку. Только позже я осознал трагичность момента и какую роль в моей судьбе сыграл этот великодушный преподаватель, которому я остался благодарен на всю жизнь.

Последним экзаменом была литература, то есть – сочинение. За это я не волновался. С сочинениями и вообще с литературой у меня проблем было меньше всего. В школе №50 города Грозного была у меня замечательная учительница Надежда Васильевна Шевченко. Преподавала она русский язык и литературу так, что и самые ленивые ученики любили её уроки. Изложения и сочинения на её уроках мы просто «щёлкали».

Как сейчас помню тему сочинения на приёмном экзамене– «Образ советской женщины в литературе о Великой Отечественной войне». Выбрал я «образ» женщины из романа Чаковского «Балтийское небо». Была там героиня – любимая женщина майора Лунина. И про женщину, и про Авиацию. Получил я за своё сочинение ожидаемую пятёрку и позже переданный мне кем-то восторг ставропольской учительницы, привлечённой к училищным экзаменам.

Учебные группы располагались в таких же бараках-казармах, как и медицинские, но уже в других, как нам казалось, лучших. Ведь мимо этих учебных казарм, поглядывая с завистью, ходили те, кто ещё проходил медкомиссию и не был уверен, что попадёт в одну из этих, вожделенных. Мы, здешние обитатели, конечно чувствовали себя на голову выше. Между экзаменами у нас было по нескольку дней на подготовку, всё это время мы проводили в казарме, иногда бегали «втихаря» к Сенгилеевскому водохранилищу, – так из любопытства, всё равно других развлечений не было. Ходили ещё в наряд дневальными – «на тумбочку». Как-то, будучи в этом самом наряде, и скучая, ночью рассматривали мы с «коллегой» содержимое этой самой тумбочки и обнаружили в ней кипу писем, пришедшим из дома тем, кто уже выбыл и уехал домой, как провалившие экзамен. Наверное, правильно было отправить эти письма по обратным адресам, но нам такая мысль даже и в голову не пришла. Мы решили сжечь эти письма, но перед сожжением проверили их содержимое, и не зря, – тогда было принято вкладывать в подобных случаях в конверт то рубль, а то и трёшку. В одном из каждых трёх-четырёх конвертов «что-то» попадалось. Набралась тогда энная сумма, небольшая, но позже, на несколько посещений «чайной» всем составом «наряда» хватило.

Последним «препятствием» на пути в училище стал Психотбор. Мероприятие это было новое, по-моему, проводили его в училище впервые. Проводились разные тесты, типа – «О зачеркнуть, К подчеркнуть», это когда «мужик с магнитофона» даёт команду – «К подчеркнуть», а ты в тексте ищешь букву К и подчёркиваешь её. И ждёшь его команду, когда он скажет – «О зачеркнуть», при этом он что-то бубнит, мешает. Заполнялись разные таблицы, отвечали на всякие «дурацкие» вопросы. Потом надо было на замысловатом устройстве, изображающем пилотское кресло и рули управления, управляя всем этим, нарисовать световым лучом какую-то кривую и при отклонении от этой кривой ещё «било током». По итогам Психотбора мы получали 1-ый, 2-ой или 3-ий разряд. Первый разряд это было «отлично», второй – «хорошо», а тем, кто получал третий, предлагалось переходить на штурманское отделение. Тут мне повезло ещё раз, прошёл я Психотбор по первому разряду.

Осталось ждать только Мандатную комиссию, которая и определяла принятие в училище. Одни абитуриенты уже сдали все экзамены и прошли Психотбор, в том числе и я. Другие ещё проходят медкомиссию, сдают экзамены. А третьи, не прошедшие медкомиссию или получившие на экзаменах двойки, уезжают домой. Но было несколько человек, в том числе и мой земляк, Витя Л., которые получив двойки, не уехали, а остались. Их исключили с продовольственного и прочего «довольствия». Спать им было негде, в столовой не кормили. Ночевали где придётся, кто-то из них ночевал в барокамере. Товарищи, конечно, подкармливали. Видно, знали эти стойкие двоечники «что-то».

Когда все абитуриенты прошли медкомиссию, сдали экзамены и прошли Психотбор, оказалось, что на лётном отделении недобор. Медицинская комиссия для многих оказалась непреодолимым препятствием. Было даже удивительно, ведь все абитуриенты до приезда в Ставрополь уже проходили медкомиссию у себя дома и не одну. Многих отсеяли уже тогда. Наверное, сильно строгая была комиссия училищная, или на «местах» медкомиссии были наоборот не строгими. Я тогда слышал, что поступать на лётное отделение в общей сложности приехало больше тысячи «кандидатов», а к экзаменам «дошло» не больше трёх сотен. Вот тут и «пригодились» двоечники! Их всех взяли в училище, одного даже с двумя двойками.

Наступил день «мандатной комиссии». Собрались мы все, кто уже сдал экзамены возле «учебного барака» и заходили по одному по списку на заседание этой самой комиссии. Было как-то тревожно, хотя и понимали, что это вроде формальность. Ведь мы всё прошли, – и медкомиссию, и экзамены, и Психотбор. Там сидела куча полковников и прочих офицеров, задавали всякие вопросы, зачитывали личное дело абитуриента, его оценки за экзамены и, если не было возражений, – объявляли, что ты принят и с этого момента уже «курсант».

Всё, можно было выдохнуть, а вокруг ходили и маялись те, кто ещё сдавал экзамены, нервничал и отчаянно завидовал нам, прошедшим «мандатку». Ну, а нас распирала гордость и, и мир вокруг играл и искрился такими красками, о существовании которых мы, сегодняшние счастливцы, ещё недавно и не догадывались.

Глава-2

Казарма -

Курс Молодого Бойца

Переехали мы в училище. Поступили в распоряжение майора Стаховского Юрия Игнатьевича, нашего командира роты. Расселили нас в казарме по кубрикам. Повёл Юрий Игнатьич лично нашу нестройную команду на вещевой склад, где получили повседневную летнюю форму, так называемое ХБ. Под руководством тех курсантов, кто поступал из Армии, а таких набралось с десяток, мы подгоняли форму, пришивали погоны и подворотнички. Вообще, знакомились с новой для нас одеждой, которую предстояло нам носить ещё долгие годы. Знакомились с сапогами и ремнями, пилотками и портянками. Учились наматывать портянки, да ещё так, чтобы они помещались вместе с ногой в сапог, не сбивались и не натирали ноги.