Геннадий Чергизов - СВВАУЛШ-77

Только не все преодолели эту черту – курсант Конько из нашего классного отделения во время этой торжественной церемонии потерял сознание и просто выпал из строя. Что-то подвело здоровье, наверное, переволновался. Был он списан с «лётного обучения» и продолжил учится на отделении ШБУ. Вскоре последовала ещё одна «потеря», а за ней и целая «перетасовка». Во время «получения» какого-то очередного укола в санчасти, потерял сознание наш новоиспечённый младший командир Павлов. Его тоже списали с «лётного обучения». Продолжать учёбу на ШБУ он не пожелал и был отправлен, как говорилось, – в войска, дослуживать два года солдатом. Заодно, за какую-то провинность, был снят со своей должности и второй наш командир отделения Юра Джасыбаев. Вместо Павлова капитан Щербахин, наш командир взвода, поставил Ваню Ткаченко, а вместо Юры Джасыбаева – Володю Стенникова.

После всей «усушки-утряски» продолжило занятия наше родное 104-ое классное отделение в количестве тридцати двух «орлов».

Была в нашей ротной иерархии ещё такая знаменательная фигура, как – старшина роты. Эту должность как-то сразу и намертво занял Лёша Полищук. Ему, ну прямо на роду было написано, – быть старшиной. Он уже отслужил год и пришёл в училище сержантом. Как понимаю, его сразу приметил Юрий Игнатьич и поставил на эту должность. Каждое утро будил нас старшина своим зычным голосом с характерным украинским говором:

– Подъём! Выходим строиться! Побыстром! Побыстром!

Как ни хотелось нам поспать ещё в эти ранние шесть часов, мы обречённо вставали и плелись на построение. Но, когда Лёша вдруг, сдуру, начал нас будить за десять минут до подъёма совсем не уставной командой:

– Приготовиться к подъёму! – тут мы не выдержали и полетели в Лёшу сапоги и другие не прикреплённые предметы. Пришлось ему отменить своё нововведение.

Поменялся кардинально и наш распорядок дня. Утро, до самого завтрака, в принципе, ничем не отличалось, но после завтрака весь курсантский состав училища – лётное отделение и штурманское, выстраивались поротно на плацу. Проводился, так называемый, развод на занятия. Строем, классными отделения, проходили торжественным маршем, (насколько, конечно, получался строй торжественным) и шли на занятия по учебным корпусам. Занятия проводились до обеда, – три пары по два академических часа. Пары проходили в разных учебных корпусах и передвигались мы между этими корпусами на разные пары только строем. Так что шагали и шагали. Не зря комбат говорил про «лётно-пехотное». Потом обед, после которого полчаса отдыха в казарме и снова движемся тем же самым строем в те же самые учебные корпуса, но уже на «сампо». Так называли самостоятельную подготовку. Сампо продолжалось до ужина, ну а дальше распорядок такой же

Предметов, по которым стали заниматься, было как-то многовато. Ведь наряду с авиационными, самолётными, были и обычные, «гражданские». Всякие там – Техническое черчение, Математика, Физика, Иностранный язык, незабвенная История КПСС. Это мы считали вроде «нагрузки». Зато с удовольствием выводили на тетрадях названия таких предметы, как – Авиационное оборудование, Теория реактивного двигателя, Конструкция самолёта, Штурманская подготовка, Аэродинамика и прочие. Был такой противный предмет, как РТО – Радио Техническое Оборудование, где помимо изучения всякого радиооборудования, каждое утро в классе в начале первой пары надо было прослушивать через динамик, висящий в каждом классе, «ти-ти-таа-ти» – набор знаков Азбуки Морзе и записывать в тетрадь, потом периодически эти тетради проверялись и выставлялись оценки. По результатам этого, некоторым приходилось ходить на дополнительные занятия.

Выдали нам для занятий папки на молниях, в которых мы носили тетради, учебники были у нас только на сампо. Для этого из нас были назначены «специальные люди», которые и приносили из библиотеки эти учебники.

С первых же дней сентября начались у нас, можно сказать, интенсивные занятия по ПДС – Парашютно Десантной Подготовке. Предстояли парашютные прыжки. В классе изучали теорию, в парашютном городке тренировались на разных тренажёрах, как правильно отделяться от самолёта, как управлять парашютом, как приземляться. На футбольном поле учились укладывать парашют ПД-47. Сдали зачёты, получили на складе бэушные лётные комбезы, такие же демисезонные лётные куртки и пятнадцатого сентября подъём был очень ранним, часов в пять.

Первым делом двинулись в санчасть проходить доктора, – померять давление и температуру. Вроде никого не забраковал. Первый раз попали в лётную столовую, съели первый в своей жизни лётный лёгкий завтрак – два яйца, по кусочку колбасы с сыром и чай. Почти в темноте в кузове бортового Урала поехали на аэродром. Ехали молча, все были в ожидании парашютных прыжков, – как они пройдут, всё ли будет нормально… Парашютные прыжки были определённым этапом в нашей курсантской судьбе и, кое для кого, даже барьером.

Приехали на полевой ДОСААФовский аэродром, что расположен в шести километрах от Ставрополя у села Грушовое, кстати, недалеко от того Приёмника, где проходило наше поступление в училище. Дальше события завертелись быстрее – разбирали и подгоняли парашюты, подгоняли «запаски» – запасные парашюты. Преподаватели ПДС, они же инструктора-парашютисты, разбивали нас на группы по десять человек, так называемые «подъёмы», определили очерёдность

Рассвело, слышался уже характерный звук работы двигателя Ан-2, с которого нам и предстояло прыгать. Инструктора построили нас, провели инструктаж, проверили наши парашюты. Было уже прохладно, тем более раннее утро, все мы нахлобучили на голову зимние шапки-ушанки, тем более, что на высоте ещё холоднее. Мы уже знали из теории, что на каждый километр высоты температура падает примерно на шесть градусов. Чтобы шапку не потерять при прыжке, её надо было завязать под подбородком. Так что вид у всех нас был не очень презентабельный. Ну, и «торжественность» момента тоже отражалась на наших, несколько погрустневших лицах. Куда делись постоянно присутствующие подколы и шутки.

Подрулил зелёный Ан-2, и первая группа «поплелась» к самолёту. Парашютные прыжки начались. Ан-2 долго набирает необходимую тысячу метров, негромко стрекочет в небе. Вот он вышел, как говорят, на боевой курс, подошёл к рассчитанному по ветру нужному месту выброса, на короткое время почти стих звук его мотора, это лётчик убрал обороты, чтобы уменьшить скорость для выброса первых двух парашютистов. Снова заревел мотор, значит выброска произошла. А вот уже один за другим с характерным хлопком раскрываются белые купола парашютов. Прыгаем то мы «на верёвке», то есть купол за привязанный к тросу в кабине самолёта принудительно вытягивается из парашютного ранца и открывается без участия парашютиста. Медленно опускаются парашюты, с земли уже начинают подавать им команды типа: