Анна Смолина - Поговори со мной, мама

Развлечений в тот год у меня было не много. Помню, как осенью я надевала коньки-петушки и пускала лезвиями искры об асфальт или копалась в грязи. Но чаще всего я просто скучала и маялась от безделья. Когда мама начала от меня прятать вещи и обувь, чтобы я не выходила на улицу одна, я находила в кладовке какое-нибудь старье и все равно отправлялась гулять. Сердобольные соседи переживали за меня раздетую, и я помню, как иногда на мне оказывались чужие шарфы. А однажды в отсутствие мамы приехала бабушка и застукала меня в мороз в резиновых сапогах на босу ногу. Потом вернулась с работы мама и больно отшлепала меня. Правда, сейчас она говорит, что такого не могло быть, потому что она не поднимала на детей руку. Но я запомнила тот случай именно так, и потом через несколько лет именно эта порка мотивировала меня говорить маме странные вещи. А вот про старшего брата Олега мама рассказывает, что он много шкодил и его она действительно наказывала, но в основном только криком.

Когда на следующий год я снова отправилась в школу, мама говорит, что я единственная из детей, кто доставлял ей радость своими оценками. Она любовалась моей успеваемостью, а учителя особенно хвалили письмо. После первого класса мама отправила нас в летний лагерь. Путевки ей дали на работе. Но так как детей было трое, а три путевки в одни руки – это слишком шикарно, ей сказали, что она тоже должна будет поехать и отработать в пионерлагере одну смену. Мама согласилась и еще взяла с собой нашу первую собаку – Франту. У нас тогда в доме жил лохматый пес-ньюфаундленд. Мама очень любила собак и всегда о них мечтала, а когда появилось свое жилье, она решилась. Но питомец подхватил в пионерлагере лептоспироз и умер. А когда мама уехала домой, я умудрилась упасть с кровати и заработала себе сотрясение мозга. В больницу меня увезли на скорой и брали пункцию из позвоночника. Мало было того, что надо мной и так часто подтрунивали в смене, ведь я прославилась еще по дороге в пионерлагерь, когда из-за моей тошноты пришлось остановить всю автобусную колонну с милицейским патрулем. Я тогда убежала в кукурузное поле, а дети из всех автобусов наблюдали за мной и смеялись.

Пионерский лагерь, Набережные Челны, 1990 г.

В летние лагеря после учебного года мы ездили несколько лет подряд, нам это нравилось, да и маме было полегче. Мы снова находились без ее надзора, больше общались со сверстниками и более старшими ребятами. Однажды я привезла из летнего лагеря грамоту за то, что на соревнованиях 11 раз подтянулась на турнике и 43 раза отжалась от пола.

Мы часто переезжали. Из-за этого школу за девять классов я меняла пять раз. Учились даже в лесной. Мы с Максимом в 7 классе прознали, что из обычной школы можно туда получить путевки, и упросили маму организовать нам это. Лесная школа – это жизнь на природе, в корпусах, вдали от родителей, всего по 15 человек в классе, кислородные коктейли, дискотеки по выходным. Кроме классного руководителя, в лесной школе мы находились под присмотром воспитателя. Но нам все равно удавалось устраивать королевские ночи, когда под покровом темноты все палаты ходят мазать друг друга зубной пастой или перестукиваются через стену по какому-нибудь шифру. Это было очень похоже на обычный летний лагерь, только днем по будням приходилось еще и учиться.

После учебного года в лесной школе мама узнала о продвинутой детской школе бизнеса, с углубленным изучением ЭВМ. Школа была платной, мама хотела нам лучшего и рассчитывала, что оплату вытянет. Мы с Максимом прошли тестирование, и нас приняли. Были мы там, конечно, как чужие, отличались от основной массы приблатненных подростков. Водились в основном с такими же ребятами, без достатка, чьи родители с трудом наскребали на платное обучение. Наша мама часто задерживала оплату, но она старалась и понимала, как это важно для будущего. Только когда в нашу семью пришло первое горе и от туберкулеза умер Олег, мамин неплохой заработок на дому рухнул. А когда заболел еще и Максим, ходить в эту школу мы перестали. И оплачивать ее тоже. Это произошло потому, что наш класс, а потом и параллельные потащили на туберкулезное обследование. Для четырнадцатилетних подростков это оказалось большим стрессом. Мы и так не дотягивали до мажоров и чувствовали себя из-за этого ущербно. А после истории с туберкулезом вообще боялись показаться одноклассникам и учителям платной школы на глаза. Думали, что они все нормальные, а мы вроде как отщепенцы и второсортные, потому что у нас вот такая семья.

До окончания учебного года оставалось досидеть всего полтора месяца, стиснуть зубы, сдать экзамены и получить аттестат, но я не смогла. Я и без того часто себя неловко чувствовала, потому что мой подростковый организм неожиданным образом начал себя проявлять. Первые месячные случились в этой школе, прямо во время уроков. Я испытала тихий ужас, когда представила, что сейчас все увидят кровь у меня между ног и начнут издевательски смеяться. Прежде я видела, как это происходило с другими девочками. Парней-одноклассников это всегда веселило. Досидев мучительный урок и выждав, пока весь класс выйдет на перемену, я вскочила и увидела на стуле позорное красное пятно. Наспех накинув на себя куртку, которая прикрыла кровь на штанах, я побежала домой. Прокладок у меня не было, в ходу были тряпочки и такие конфузы во время учебы еще не раз случались. Но другая чудовищная проблема беспокоила меня куда сильнее. Подмышками стали расти волосы и появился едкий запах пота. Было обидно и непонятно, почему нас к такому не готовят заранее, например дома родители или на специальных уроках в школе, где рассказывали бы о физиологии и как помогать себе в таких ситуациях. При одноклассниках я стеснялась шевелить руками, держала их опущенными вниз, словно приклеенными к туловищу, и иногда из-за этого даже отказывалась идти в школу. Просила у мамы дезодорант, но она говорила, что мне еще рано. Делиться своим она не хотела, а покупать персональный для меня – тем более. В итоге я научилась хитрить и просто дожидалась, когда мама отойдет на кухню или в туалет и тихонько шныряла в ее комнату, где украдкой мазала свои мокрые подмышки. Мои подружки-одноклассницы тоже так иногда делали, пользовались маминой косметикой тайком, а после один человек нас надоумил, что косметику и средства по уходу можно воровать на рынке.

В ту пору была хорошо развита уличная торговля, в черте города находились рынки, где-то покрупнее, где-то поменьше, и мы повадилась с девчонками ходить на тот, что был ближе к нам. Одна из нас отвлекала продавца расспросами и просьбами показать другой цвет/размер, и когда тот наклонялся под прилавок или отворачивался, мы сгребали в карманы импортную зубную пасту, помады, новомодные подводки для глаз и, конечно же, прокладки с дезодорантами. Наши аппетиты росли, и позже мы стали засматриваться на одежду, модные в то время ядовитого цвета лосины и шапки с помпонами. А потом на рынке нас стали узнавать, схема-то была всегда одна: пришли, зубы заговорили и ничего не купили. Зато под вечер продавец обнаруживал недостачу. На рынке нас стали гонять и грозить милицией.