Алексей Черепанов - В поисках желтого попугая

Так долго, молча, ехали они, думая каждый о своём. Ночевали они под открытым небом, пили воду из ручьёв, ели чечевицу, которую прихватил Санчо. На третий день путешествия въехали они в горы Сьерра-де-Гредос. Под копытами Росинанта и ослика Санчо Пансы дымилась выжженная земля.

– Есть в России один город, который находится вне времени – Петербург. Кроме парадной, преподносимой всем приезжающим туристам, стороны, этот город имеет свои легенды и загадки.

– Мне ужасно нравится, Сёмочка, когда ты вот так начинаешь рассказывать… – лучилась на Семёна своими изумрудными глазами Маринка.

– Ты, Сёмыч, так распинаешься, будто был в Питере, – попытался подколоть Семёна Ромка.

– Был два раза, но дело не в этом, можно побывать в Питере, и не увидеть его. Всё это, конечно, красиво: Зимний дворец, набережная, Медный Всадник, Петропавловка, Нева, Адмиралтейство, соборы Исаакиевский, Казанский, Спаса на Крови, но настоящая душа города – в его дворах-колодцах и каналах…

– Ах ты ж, Семучка моя золотая, брешешь ты и вправду, складно, – ласково заулыбался Степан, – давай, сыпь дальше, Шахерезад ты мой, Иваныч!

– Не перебивай, Стёпка! – метнула зелёными искрами из глаз в Степана Марина.

– Жги про тайны! – не унялся Стёпка, за что получил ощутимый подзатыльник от Маринки.

– Про тайны – пожалуйста. Например, о Башне Грифонов. Эту башню выстроил, в девятнадцатом веке, в одном из дворцов-колодцев на Васильевском острове аптекарь по имени Вильгельм Пель…

– Имя что-то сильно напоминает легендарного народного швейцарского стрелка… – встрял Стёпа.

– Ну, уймёшься ты, наконец!? – возмутилась Марина, – продолжай, Сёмочка – очень интересно!

– Ну, вот. Пель неестественно быстро разбогател. Одни говорили, что в этой башне он изобрёл эликсир счастья и исполнения желаний, другие считали, что аптекарь открыл код, который позволял проникнуть в портал в параллельные миры. В этой же башне Вильгельм Пель с сыновьями вывел грифонов, которые по ночам вылетают из башни и кружат над городом, охраняя тайну башни. А снаружи, на кирпичах этого сооружения начертаны цифры, которые меняют своё расположение. Многие верят, что этими цифрами записан «код счастья», ключ к которому знал лишь аптекарь и грифоны.

– Сильно попахивает Джоан Роулинг. Видать, она частенько в Питер наведывалась, – пытался понизить градус мистичности рассказа Степан.

Ромка смотрел на Сёму слегка исподлобья, видя, с каким интересом слушает того Маринка.

– А вот ещё одна интересная легенда о гроте «Эхо». В Гатчине есть грот – подземная галерея, соединяющая дворец и берег озера. Если подойти к решётке грота и сказать что-нибудь, послышится замогильный голос, а если крикнуть: «Павел!», то эхо ответит: «Умер».

– А что-нибудь менее мистическое есть в твоей коллекции городского Питерского фольклора? – с сарказмом спросил Ромка.

– Есть… – смущённо ответил Сёма, – Поцелуев мост…

– Так, так, это уже интересней – в повествовании появляется необходимый во всякой занимательной истории эротизм, – ёрничал Степан, – и что же это за мост? Очевидно, что там не протолкнуться от лобзающихся пар?

– Почти. Считается, что если влюблённые поцелуются под этим самым мостом, они будут счастливы, а если поцеловать на этом месте своего избранника при расставании, то он обязательно вернётся…

– Кто вернётся?! Мост?! Это ещё страшнее, чем про Павла! Сёма, прекрати, а то я спать не смогу – мне шагающие мосты будут сниться! – юродствовал Стёпка.

– Перестань, шут гороховый! Сёма, ещё что-нибудь про влюблённых, ну, про какое-нибудь место… – просила Маринка.

– Ну… много их там… вот, памятник «Чижику-Пыжику»…

– Дожили! Никчёмным птицам памятники ставят, нет бы орлу какому-нибудь… – совсем уже не видел берегов Стёпка.

– Я сейчас кому-то рот скотчем заклею! – не на шутку уже рассердилась Марина.

– Ваш гнев так прекрасен, обворожительная донья, что я не в силах противиться Вашей воле, умолкаю… – поник Степан.

– Ну, вот, поверье существует, что если попасть монеткой в постамент, на котором стоит Чижик-Пыжик, а монетка на постаменте останется, то любое желание сбудется. А площадка эта маленькая и очень низко – почти у воды. Ещё молодожёны привязывают рюмку к верёвке и чокаются с клювиком Чижика – на счастье, – закончил, наконец, Сёма.

– Разбередил ты мне душу, Семыч! Как я теперь без Питера?! – с поддельным трагизмом произнёс Стёпка.

– А давайте, в Питер все поедем! – заискрились в глазах у Маринки зелёные бесенята, – Сразу после выпускного вечера?!

Семён, Ромка и Степан с недоверием уставились на Марину.

Разговор у Марины с родителями был непростой.

– Дочь, ну если хочешь, поедем в Петербург все вчетвером – я, папа, ты и Настя.

– Супер! Мечта, а не поездка! Вы будете по театрам шататься, а я – с Настькой возиться?!

– Чего с ней возиться, она уже большая – шесть лет человеку. Ну, хочешь, мы её с бабушкой оставим? – пыталась найти компромисс мама.

– Перспектива не сильно приятней – таскаться с вами в БДТ, Эрмитаж и Русский музей! Там, между прочим, рок фестиваль будет. Пойдёте со мной на рок фестиваль?

– Ну, я бы, конечно, не против… – согласился папа, – но я тебя понимаю – с ребятами, конечно, интересней.

Мама тоже начала сдаваться, зная характер своей дочери. Темперамент её напоминал постоянно действующий вулкан…

Маринка была, что называется, «пацанка». Всё детство она провела с мальчишками, катаясь на велосипеде, скейте, роликовых коньках, сражаясь деревянными самодельными шпагами, играя в «войнушку», разоряя муравейники, разбирая дорогие игрушки и строя «штабики» на деревьях. Вечными её спутниками были разодранные коленки, ссадины и царапины. Троицу Сёма, Рома и Стёпа она знала давно. В классе девочки звали её д'Артаньян за её характер и дружбу с тремя мальчишками. В шестнадцать лет Маринка лихо рассекала на Ромкином мотоцикле, который ему подарили родители на день рождения, с условием, что Рома сядет за руль, только получив права. Однако мотоцикл сразу стал использоваться по дворам, подворотням, соседним просёлочным дорогам, и абсолютно без прав…

Вот Ромку то родители в Питер отпустили сразу. В принципе, почти все Ромкины прихоти исполнялись беспрекословно. Родители его были далеко не бедными, ребёнок у них имелся только один. Сына своего они считали верхом физического и интеллектуального совершенства (справедливости ради, стоит отметить, что Ромка и правда был весьма симпатичным и неглупым). При этом парень умудрился не испортиться – он рос добрым, чутким, совершенно не эгоистичным парнем. Частично, это была заслуга его друзей, в особенности, Семёна со Степаном.