Алексей Черепанов - В поисках желтого попугая

Когда концерт закончился, у каждого появилось ощущение, что ты – ковёр, который только что прохлопали к новогодним праздникам: было чувство чистоты и опустошённости. Пустота заполнялась чем-то приятным.

– У меня такое чувство, что нас сначала хорошо прочистили, а сейчас меня что-то переполняет, и этому чему-то не хватает места, и оно рвётся наружу, – высказалась за всех о своих ощущениях Марина.

– Может быть, вам это покажется высокопарным и чрезмерным, но я скажу своё мнение. Чувство, которое переполняет вас в данный момент, называется «любовь». Вы только не держите меня за дурака, но Борис Борисович относится к тем немногим, через которых бог разговаривает с людьми.

– Нет, к теософским беседам я не готов, – сказал Ромка, – не умоляю талант Гребенщикова, но, по-моему, это слишком.

– А я и не собираюсь теософствовать. Просто, по моему глубокому убеждению, каждый по-настоящему талантливый человек является посредником между богом и людьми. Я не трогаю церковь, я сейчас о другой стороне. Все гении – Окуджава, Высоцкий, Ахматова, Бродский, упомянутые уже Лернард Коэн с Бобом Диланом, суть – дар божий. Не важно, в чем он выражается. Всё, в чём он проявляется, объединяется одним понятием: талант.

Ветер и дождь за время концерта стихли. Кругом на улице валялись поломанные ветви деревьев.

– Сейчас время белых ночей, но, к сожалению, погода нам этот кайф обломала, – извинялся за погоду Димка, – зато завтра обещают солнечно и жарко. Я вас в такое место свожу! Встречаемся в девять утра на Финляндском вокзале, – безапелляционно сказал он.

Вернувшись в своё обиталище, друзья привычно уже услышали «Батяня комбат» из комнаты Витька и встретили злого Стёпку. Улыбающиеся лица Маринки, Сёмы и Ромки несколько остудили Стёпкину злость.

– Где вы шатаетесь?! Я уже семь раз прослушал про «батяню комбата», это однозначно хуже Гребенщикова!

– Дурачок ты, Стёпка, и уши у тебя холодные, – ласково потрепала друга по волосам Маринка и пошла спать в комнату к старушке.

Ровно в девять все собрались на Финляндском вокзале. Погода и правда, благоприятствовала путешествию – одарила солнцем, безветрием, предчувствие подсказывало, что будет жарко.

– Куда мы едем то? – нетерпеливо спросил Димку Степан.

– В Выборг, – коротко ответил тот.

Ответ Степана не удовлетворил окончательно, но он подождал, пока были куплены билеты, и все погрузились в электричку.

– Продолжаем разговор, – занудствовал Стёпка, – там что, круче, чем в Гатчине?

– Не сказал бы … в общепринятом смысле, наверное, нет … дело вкуса, как с Гребенщиковым… – смеялся Димка.

– Так, так, так, – насторожился Стёпка, – что там за достопримечательности, на которые мы едем смотреть?

– Парк, – улыбаясь, сказал Димка.

– Так, остановите электричку! Я сойду! Он нас на детских аттракционах покатать решил! – заволновался Степан.

– Да нет там никаких аттракционов!

– А что там есть? – допытывался Стёпка.

– Ничего нет! Природа… – огорошил всех Димка.

– Вот тебе, здрасте! Мы в Питер ехали на природу смотреть, своей то не хватало?! Да ты знаешь, какие у нас леса и озёра?!

– Наверно, красивые, но там природа не такая.

– Какая «не такая»? – передразнивал Степан Димку.

– Блин, увидишь…

Стало тихо. До Выборга электричка телепала долго, но всем, включая Степана, стало интересно, какая там «не такая» природа.

В центре Выборга оказалась симпатичная, красного кирпича, крепостица.

– Пойдёмте в крепость! – загорелась Маринка.

– Мариночка, я тебя уверяю, что тратить время на эту вонючую средневековую твердыню не стоит, тем более, что нам топать довольно далеко.

– А как, хоть, парк то называется? – хмуро спросил Степан.

– Монрепо, – ответил Димка.

– Красиво. Кажется, «мой покой», по-французски? – сказала Марина.

– Ты права совершенно, mon âme [22] Моя душа (фр) , – согласился Димка, – нам вон через тот железнодорожный мост. Аккуратней только, вниз не смотрите.

Моста, реально, не было – были только шпалы, под которыми глубоко внизу находился овраг.

– Как же не смотреть то? Надо же по шпалам идти, а то провалишься! – возмутился Степан.

– На шпалы смотри, дурачок, а вниз не смотри, – объяснил Димка.

Когда они прошли мост, Дима обратил внимание всех на какие-то поросшие дёрном холмы.

– Посмотрите, это – равелины петровских времён. Можете потрогать руками прошедшие века.

Все стали представлять взрывы и бегущих солдат в треуголках.

Наконец, дошли до цивильного асфальта на тихой улочке. Вдоль поребриков лежал белый тополиный пух. Димка по-мальчишечьи зажёг пух зажигалкой. Огонь побежал вверх, вдоль поребрика, замирая иногда, как на сыром бикфордовом шнуре, и вруг, метнулся вверх, словно в цирке.

– Ух, красиво, – кивнул головой Ромка.

Все побежали вверх по улочке, выискивая пух у проебриков и поджигая его. Было весело, Маринкин смех звенел колокольчиком.

На обочине появилась скромная табличка: «Парк Монрепо». Друзья топали по дорожке до тех пор, пока не оказались на берегу залива.

От открывшегося вида перехватило дыхание. Казалось, что они находятся в каком-нибудь скандинавском фьорде – огромные величественные валуны были разбросаны по берегу залива, будто рукой мифического исполина. Вода была прозрачна, давая возможность подробно разглядеть камни на дне. Воображение рисовало, как из-за поворота в бухту вплывает средневековый дракар со свирепыми викингами на борту.

– Супер! – выдохнул Ромка.

– Да, не зря ехали, – согласился Степан.

– Пойдёмте, я вам остров покажу, – манил всех Димка за собой.

В одном месте вода огибала со всех сторон небольшой островок. Невдалеке плавали лебеди.

– Надо перейти вборд, только тихо, птиц не распугайте, – Дима стал закатывать джинсы.

Закатав штаны, он, не спрашивая разрешения, подхватил Маринку на руки и пошёл вброд к острову. Марина не сопротивлялась, внимательно глядя в Димкины глаза. Оказалось чуть глубже, чем думал Дима, он провалился в одном месте по пояс, слегка макнув и Марину. Та взвизгнула, по женски, а потом засмеялась.

Сёма, Степан и Ромка разделись до трусов, взяли одежду в поднятую руку, и перешли на островок. Маринка смеялась, глядя на Димку. Сёмино сердце тревожно забилось.

– Это «Остров мёртвых», – объявил Дима, когда все перебрались.

Перед ними была полуразвалившаяся каменная лестница, ведущая наверх.

– А что там наверху? – спросила Марина.

– О, там очень итересно. Этот островок – своего рода усыпальница рода Николаи. Первый владелец поместья Людвиг Генрих Николаи был президентом Санкт-Петербургской академии наук, бароном. Там наверху – очень красивая часовня и склепы почивших из рода Николаи.