Михаил Семенов - Петроградская ойкумена школяров 60-х. Письма самим себе

Кто-то спросит: а при чём тут заявленные музы? Немного отвлекаясь, поясним. За спорт и подвижные игры спасибо Терпсихоре (танцы) и Полигимнии (пантомима). А за наш мир устных творений – Талии (комедии), Каллиопе (эпической поэзии), Мельпомене (трагедии), Клио (истории) и, конечно, Эрато (любовной поэзии). Матери же этих замечательных сестёр-муз Мнемозине, «дежурной по стране» нашей памяти, мы обязаны и возможностью написания этих строк.

Каждое лето, кто где, мы, как губка, обогащались историями о «чёрной комнате», анекдотами про учительницу и Вовочку, нашего неунывающего чукчу, Василия Ивановича, забытые носки которого до сих пор стоят за печкой, от «Армянского радио» и про тётю Соню. Осваивали песни про тигров, которые «каждую пятницу кого-то жуют под бананом», про чемоданчик, что лежал на полочке и был ничей. И, вернувшись в город, встречаясь в нашем саду – приюте друзей и муз, мы, словно мошкара, роящаяся в лучах осеннего вечернего солнца, устраивали дружеские по-своему интеллектуальные «сессии» по обмену этим драгоценным контентом. Такое общение было каким-то недостающим в школе, но очень важным предметом нашего взросления. Появлялись вопросы: почему одно и то же у кого-то получалось смешно, а у другого нет; в чем вообще секрет смешного? Почему владение этим умением смешить так притягивает и повышает авторитет в кругу школяров, а главное – у девочек? Почему-то им нравились подобные остряки. Сколько их потом угасло от приятельства с зелёным змием! Связано ли это как-то между собой? Может, человек с чувством юмора более тонко устроен и потому раним? Правда, замечали, что «остроумие», как нарочно, куда-то девалось при общении с теми, к кому был неравнодушен и кому хотелось понравиться. Несли такую «пургу», что даже сейчас стыдно.

Кроме нашего подросткового «народного» юмористического фольклора мы впитывали и по-школьному трансформировали «официальный» эстрадный юмор той поры. Вспомню скетчи, исполняемые Лившицем и Левенбуком, Тарапунькой и Штепселем, Карцевым и Ильченко, конечно, Аркадием Райкиным. Допевали свои последние куплеты под крошечную гармошку-концертино Рудаков и Нечаев, дуэт куплетистов «Ярославские ребята». Без внутренней критики, на ура воспринимали и шутки из кинокомедий «Весёлые ребята», «Пёс Барбос», «Операция Ы», «Полосатый рейс», даже из «Питкина». На первых же переменах делились запомнившимся из радиопередач нашего детства – воскресного «Доброго утра» и «Опять двадцать пять».

Но время не остановишь, и мы, школяры той далёкой поры, ныне уже ветераны, а многие и совсем «далече». С грустью можно лишь сожалеть о том живом, чутком и отзывчивом нашем подростковом мировосприятии. Сегодня же, нацепив очки, вяло постим в «Одноклассниках» и «ВКонтакте» чужие сентенции и фотографии, кулинарные рецепты, а то и просто «казённые» открытки с банальными пожеланиями. Мы стали скупы и немногословны в комментариях, а часто обходимся и без них, будто исподлобья, обиженно и настороженно наблюдая за происходящим. А ведь

…чем дальше живем мы, тем годы короче,

тем слаще друзей голоса…

Конечно, живые, человечьи, тёплые голоса. Неужели так быстро наступила «осень патриархов» – дорогих так незаметно уже состарившихся однокашников нашей незабвенной школы? С грустью вспомним неунывающего Ходжу Насреддина, любившего поддержать добрых людей, восклицавшего: «Да продлит Господь (Аллах) ваши дни!» Примем в дар это пожелание и будем здоровы.

Старые люди любят подарки, но уже не как дети, им важнее внимание, уважение их культурного кода и ценностных представлений. Вернусь к памятнику в нашем саду. «Википедия» сообщает, что сама скульптура – это подарок городу к его 300-летнему юбилею. Но установка-то именно в нашем сквере – это, видимо, уже «переподарок» нам, жителям Петроградской (или кому-то ещё?). В быту подобные неуместные (неудачные по месту расположения или не тому адресованные) подарки обычно хранят в неразвёрнутом виде для последующего передаривания при случае. А ведь он был бы на своём месте у заведения, обучающего фарси, допустим, восточного факультета университета. Здесь же, в нашем сквере, вместо медового аромата цветника стало подозрительно попахивать чьим-то нефтедолларовым алаверды.

А к минувшему 300-летию Питера прежде всего хотелось бы восстановления изумительного памятника Михаила Шемякина «Первостроителям Петербурга» у Сампсониевского собора, позорно и ныне стоящего разгромленным уже при трёх губернаторах города. На Большой Монетной у дворца Горчаковых вместо случайно и неуместно там оказавшегося бюста Петра, доставшегося после вандализма у одноимённого стадиона, конечно, должен находиться Александр Михайлович Горчаков, выдающийся дипломат и настоящий «железный» канцлер России, однокашник Пушкина из первого выпуска Царскосельского лицея – предтечи нашего. Ну а в любимом сквере на Каменноостровском видится как по-свойски, а главное по праву вернётся в родные пенаты уже как памятник выдающийся выпускник «нашего» Лицея Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, наверняка гулявший по этим местам в свои ученические годы. Забыт он, кажется, основательно, а может, его «Город Глупов» и сегодня кого-то настораживает, ассоциируясь с современными реалиями? Будем с надеждой ждать следующих подарков уже, наверное, к 350-летию города, в 2053 году. Как бы дотянуть? Вот погуляем.

3. ALMA MATER НА КАМЕННООСТРОВСКОМ ПРОСПЕКТЕ

3.1. ШКОЛА

Мой друг, я искренно жалею

того, кто, в тайной слепоте,

пройдя всю длинную аллею,

не смог приметить на листе

сеть изумительную жилок,

и точки желтых бугорков,

и след зазубренный от пилок

голуборогих червяков.

Вл. Набоков

Важнейшей частью «саги» о школьных годах советских александровцев являются воспоминания о нашей школе, alma mater – благодетельной матери-кормилице в переводе с латыни. Ей она и была для нас. Вспомним её как комплекс зданий и как социальный организм с регулярно, на 1/10 часть в год, обновляющимся коллективом учащихся и, ох как неспешно, ревниво дрейфующим преподавательским корпусом.

Что касается замечательных архитектурных достоинств и дореволюционной истории Александровского лицея – это всё сегодня присутствует в Интернете, издана монография, стали доступны фотографии лицеистов и преподавателей той поры, известны фамилии выпускников всех лет, описаны блестящие карьеры наиболее выдающихся. Особо драматичные страницы – это судьбы выпускников 1917 года, закрытие Лицея и «зачистка» всех и всего, что связано с ним, вплоть до завершающего разгром в 1925 году «Дела лицеистов».

Мы же, школяры 60-х, застали помещения бывшего лицея, как в чеховском «Вишневом саду», уже «нарезанным» на три обычные советские школы. Кроме нас, двумя этажами выше, – 68-я, а с торца и вечерняя. Флигель в парке, бывший дом директора Лицея, стал общежитием для некоторых учителей и сотрудников (ныне консульство). Второй флигель, со стороны тогда улицы Скороходова, использовался под слесарные мастерские. Слева, в бывшем корпусе воспитателей Лицея, разместился Радиевый институт (РИАН), работавший тут в густонаселённом районе города с опасными радионуклидами и излучателями, со смертельным содержимым «мусорных» баков в своём дворе, легкодоступным любознательным пронырам-школярам. Основатель института и гениальный пророк ноосферы – сферы космического разума – Владимир Иванович Вернадский трижды бы перевернулся в могиле, узнав о причине гибели одного из наших мальчишек. Сзади, со стороны пристроенного актового зала, поступательно отвоёвывая часть бывшего лицейского парка, вплотную приближались корпуса завода «Пирометр». Как такое соседство могло сложиться и каковы действия руководства школы – это вопрос № 1.