Виктор Улин - Имена

* * *

Хозяйка уютного дома сразу показалась мне « женщиной на ять » (как выразился бы мой полный тезка и кумир, артиллерии поручик Виктор Викторович Мышлаевский из « Дней Турбиных »), я был очарован ей, как мало кем и почти никогда в жизни. Как в прошлой так и в будущей.

Сколько лет тогда было Любови Николаевне, я не хочу подсчитывать; это неважно, когда речь идет о Женщине с большой буквы. Отмечу только, что моя героиня была 1911 года рождения, а дело происходило у нижней границы 90-х.

Я был очарован ее голосом, ее жестами, ее манерами, всей аурой ее личности.

Когда сейчас я слышу слова « певица » или даже просто « артистка », перед глазами всегда встает именно Любовь Николаевна Троицкая, с какой я познакомился тем летним вечером бог знает какого года.

Кажется, я тоже ей понравился, и мы расстались уже впотьмах с договоренностью о вторичном моем визите для уточнения мелочей приготовленного очерка.

Хотя какие там « мелочи »…

Обладая и врожденной, имманентной грамотностью и умением мгновенно оценивать текст и уже наработанным журналистским опытом, я мог сам расставить приоритеты. Решить, о чем писать обязательно, о чем необязательно, а о чем не стоит и вовсе. А скользнувшие и не записанные детали мог уточнить по телефону.

На самом деле мне просто захотелось еще раз побывать в этом прекрасном доме, посидеть за этим прекрасным теплым столом в окружении старых афиш и провести еще один вечер с Любовью Николаевной.

Поскольку я уже не мог понять, как жил до сих пор, не будучи знаком с нею.

Тогда эти ощущения казались мне иррациональными и я в них не разбирался.

Теперь я понимаю, что – писатель до глубины, переживающий сотни разных жизней в разные времена реальней, нежели свою реальную – я просто в нее влюбился.

* * *

Имя мужа Любови Николаевны – пианиста и педагога Михаила Акимовича Зайдентрегера – я знал еще в достуденческие времена.

Ведь подругой детства моей бабушки с отцовской стороны, старой барыни Зои Ивановны Воронцовой – одной из основательниц местной офтальмологии, стоявшей у фундамента всем известного Уфимского Института глазных болезней – была Милица Александровна Черданцева. Пианистка, музыковед и пропагандист, давшая мне и основы теории музыки и главные ее персоналии.

Я слышал о Зайдентрегере немало и для меня он был кем-то вроде бога, спустившегося не землю с небес.

Ведь именно он стоял в том пункте , от которого началось развитие фортепианной культуры этих мест.

В первый мой визит к Любови Николаевне Михаил Акимович у стола не появился.

Скорее всего, он неважно себя чувствовал – но я решил, что просто не интересен ему, будучи не музыкантом, а журналистом-математиком.

Точнее, и не математиком и не журналистом, а кем-то сидящим между двух стульев.

* * *

Надо сказать, что прошлая жизнь не обделила меня встречами с замечательными людьми.

Я уже упоминал и переписку с Семеном Степановичем Гейченко и дружбу с дядей Сашей Бурзянцевым

Я был близко знаком с Алексеем Федоровичем Леонтьевым – член-корреспондентом АН СССР, основателем и главой Уфимской школы комплексного анализа, харизматическим любителем жизни и самым умным человеком из всех мне известных.

На прокаленном перроне Уфимского аэропорта среди носилок с пострадавшими в Улу-Телякской железнодорожной катастрофе мне пожимал руку академик Чазов – министр здравоохранения СССР и бывший личный врач Леонида Ильича Брежнева.

Знавал я легендарного геометра, академика Александра Даниловича Александрова.

Меня учил обращению с оружием девятикратный чемпион СССР, трижды чемпион Европы, чемпион мира и бронзовый призер Олимпиады-68 по стрельбе из пистолета Ренарт Вафич Сулейманов.

С великим башкирским писателем, поэтом, прозаиком и драматургом Мустаем Каримом мы прогуливались по тихой улочке Уфы (называвшееся тогда Социалистической, а ныне носящей его имя) – и он рассказывал мне о давних годах своей жизни – когда они с моим дедом Василием Ивановичем Улиным ездили в Москву на сессии Верховного Совета РСФСР, где в одно и то же время были депутатами.

И так далее, и тому подобное.

Себе цену я знал всегда, перед великими никогда не тушевался, но…

Но перед музыкантами всегда трепетал в священном восторге.

Ведь при всей своей врожденной страсти музыкального образования я не получил даже начального и на ф-но левой рукой умел брать лишь октавы – хотя брал их играючи…

А что касается смычковых инструментов…

Виртуозы, владеющие их натуральным строем с коммой между встречными бемолями и диезами, кажутся мне волшебниками всех Изумрудных городов.

С непередаваемым благоговением отношусь я к виолончелистке Оле Бесс.

И потому меня не удивляло, что бог, сошедший с небес на землю, не выходил из своей комнаты.

* * *

Второй вечер с Любовь Николаевной прошел по схеме первого, только помимо пирожков и печенек, мы еще и напились.

Изумительная певица готовила изумительное домашнее вино (единственное из этого разряда, понравившееся мне за всю жизнь!) – и мы провели сравнительный анализ трех или даже четырех разных бутылок.

* * *

Очерк я написал; он вызвал бурю одобрения в культурных кругах, Любовь Николаевна пригласила меня отметить сразу и мой успех и ее славу.

На этот раз в гостях была и упомянутая в энциклопедической статье ученица Михаила Акимовича – доцент уфимского Института искусств пианистка Людмила Ивановна Алексеева.

Замечательный музыкант и человек, обаятельная веселая женщина; про нее я потом написал очерк « Девочка с такими глазами ».

Мы опять ели пирожки и опять пили – только теперь с нами сидел Михаил Акимович.

Я познакомился с ним так же легко, как и с его женой; он оказался приветливым, доброжелательным и веселым.

И очень простым в обращении – каким должен быть действительно умный и талантливый человек.

Теперь я уже не сомневался в том, что тоже достоин общения с богом.

И с того вечера мои отношения с семьей Зайдентрегеров стали действительно семейными.

* * *

Я приходил к ним со своей Натальей; наши жены болтали о чем-то своем домоводческом, мы с Михаилом Акимовичем вели бесконечные разговоры и только о музыке – и он ни разу не намекнул, что я ничего не смыслю в этом виде искусства.

Зайдентрегер восполнил мне все, что я навсегда потерял, уехав из счастливого Ленинграда в серую Уфу.

Мы с женой посещали Зайдентрегеров часто – так часто, как нам того хотелось.

И, как ни удивительно они всегда бывали нам рады.

* * *

Помню один званый вечер, уже не помню по какому случаю.

Мы сидели в большой комнате – без афиш, но около рояля.