Марина Бойкова-Гальяни - Пошли мама с папой за грибами… (Анатолий Вехотко). Воспоминания вдовы режиссёра

– Я купил тебе толстую тетрадь, когда заполнишь стихами всю, прочитаю с удовольствием.

Хороший стимул. Мне так хотелось, чтобы прочитал!

В Большую Вишеру приезжали на пару дней. Ранней весной гуляли по нашей улице КДО или, как называют местные жители «Концы». Раньше, ещё до открытия стекольного завода братьев Курженковых в 1837 году, здесь была деревня Концы. Станция 1 класса Николаевской железной дороги (из Санкт-Петербурга в Москву) в 1874 году получила название Большая Вишера, а с ней и поселение.

В 1938 году Указом Президиума Верховного Совета СССР посёлок был отнесён к категории рабочих с включением в его черту деревни Концы.

Во время Великой Отечественной Войны Большая Вишера была оккупирована немецко-фашистскими войсками с 23 октября по 22 декабря 1941 года. 5 июля 1944 года после образования Новгородской области, посёлок Большая Вишера вместе с Маловишерским районом перешёл в её состав. Несмотря на название, Большая Вишера меньше по величине, чем Малая Вишера. Название она получила по реке, на которой расположена.

Концы

Ранней весной 2003 года мы гуляли по нашей улице, останавливаясь возле каждого скворечника, ассоциируя прилёт скворцов с наступлением весны. Ещё лежал снег, но дневное солнце наполняло воздух весенним теплом и ароматом набухающих почек. И они прилетели. Мы восхищались всему, что видели, это было непередаваемое время. Лето я решила провести в деревне.

С первыми тёплыми деньками началось моё переселение. Толя работал швейцаром в ресторане «Карл и Фридрих» на Крестовском острове 3 через 3. Я всегда встречала его с утренней электрички: необыкновеннее чувство, когда вдали видишь маленькую точку, потом она растёт, вот уже видны красные полосы на локомотиве, они всё ближе и явственнее, Наконец, электричка останавливается напротив меня, выходит улыбающийся муж, мы обнимаемся:

– Здравствуй, Любимка!

Три дня блаженства в собственном доме, и рано утром Толя тихонько будит меня:

– Родненькая, закрой за мной.

Я, сонная, поднимаюсь, закрывая дверь, целую на прощание:

– Толя, береги себя!

На выходные муж неизменно приезжал в загородный дом, мы гуляли, разговаривали обо всем. Толя был прекрасным собеседником, я с удовольствием слушала его истории. Свою жизнь он делил на прошлую и настоящую. Прошлая, когда работал на киностудии Ленфильм: встречи, расставания, творчество. В настоящей жизни «светом в окне» была я.

О женщинах Вехотко был высокого мнения, что приятно. Он говорил, что женщины умнее, лучше и глубже мужчин. Возможно, он действительно так считал, а, может быть, чтобы польстить мне. В молодости Толя был отчаянным ловеласом.

Вскоре после того, как мы познакомились, Анатолий Тимофеевич торжественно собрал нас с дочкой, чтобы полнее рассказать о себе. Не знаю, насколько достоверен его рассказ.

Итак, моя мать из рода священнослужителей, отец – образованный человек, химик, труды по тяжёлой воде. Но, всё по-порядку.

Однажды, то было в разгар лета, 24 июля 1930 года, пошли мама с папой в лес по грибы, а нашли меня. Заметь, не в огороде на капустной грядке, а среди грибов. В общем, родился я в лесу. Как сейчас помню: лодка, папа в белой рубашке на вёслах. Вот ты, Любимка (Толя называл меня так же, как когда-то мама), знаешь, о чём говорю, но в те времена, наверно, казалось диким помнить себя с рождения.

– Можно и прошлые жизни вспомнить, – вставляю я, – а уж момент рождения, подавно.

– Я точно помню!

– А насчёт голодного детства?

– Тридцатые, продразвёрстка. Впрочем, вскоре семья переехала в Ленинград: папе предложили научную работу, дали квартиру, не сразу, конечно. Сначала была комната на улице Некрасова, а квартиру уже после войны. Мама всю жизнь была домохозяйкой. Папочка очень любил и уважал маму, советовался всегда с ней. Всю жизнь душа в душу.

– Зато сынок был бабником, – заметила я.

– И не говори, родная…

Мы смеёмся, хотя мне не очень приятно.

– Ты и режиссёром стал, чтобы самые красивые женщины хотели сняться в твоих картинах. Колись!

– Ну, разве что, это одна из причин. Не главная. Соседями по коммунальной квартире была еврейская пара, муж каким-то снабженцем работал, звали друг друга Муpзиком и Пупсиком. Самую большую комнату занимала семья из трёх человек, как у нас. Муж и жена работали в торговле. В те годы, если воровали, то скромно. Боялись. Ведь могли и расстрелять.

Меня определили в мужскую гимназию возле Прудковского садика. Мы с ребятами часто в садике, как теперь говорят, тусили. Ни телевизора, ни, тем более, интернета не было. Я много читал. С ребятами ходил в кино. Тогда почти все бредили киношным миром. Казалось, это совсем другая жизнь, не всамделишная, сказочная. Так оно и было на самом деле. А, что касается женщин… те, что в жизни на меня бы не посмотрели, сами искали моей благосклонности.

– Ты же джентльмен.

– Да. Сама посуди, как отказать женщине? Потому и женился пять раз, что джентльмен.

Меня несколько коробило данное утверждение. Толя всему искал благородные причины. А женился на разных женщинах, и не все были так или иначе связаны с миром кино. Меня мало заботила личная жизнь мужа до меня. Его сын Миша, от Ольги Савельевой (сестра актрисы Людмилы Савельевой) встречался с отцом, и иногда бывал у нас в гостях.

– Когда началась война, тебе было десять.

– Да, десять. Помню, с папой кошку ловили. Она, будто испарилась. Моё отчаянье, потом апатия. Мама всё больше лежала, я каждое утро ходил за хлебом. Хотя, скорее, кое-как передвигался. Булочная на улице Некрасова, очередь, которая стояла с раннего утра, и нестерпимый холод. Вот кто-нибудь кидает:

– Качаемся!

Мы строимся по-одному, обнимаем друг друга за пояс и молча, качаемся, пытаясь согреться. Продавщица в обрезанных на пальцах перчатках, принимает карточки, тщательно, до крошки, взвешивая брусочки хлеба, добавляет к ним довесочки. Все стоят, затаив дыхание: вот стрелка весов качнулась, она добавляет ещё крошечку. Однажды мне перепало три довесочка. Я не стал их есть, чтобы принести мамочке.