Л. Мардахаев - Педагогическое наследие Калабалиных. Книга 3. А.С. Калабалин

Даже по мере наказания за мои проступки мои друзья понимали: родного сына так не накажут.

– Вы были трудным подростком ?

– У нас не было трудных. Трудный – это когда педагог не понимает, что с ним делать. Когда я слышу от коллег: «Я работаю с трудными детьми», всегда говорю: «Значит, ты трудный, у тебя еще недостаточен уровень педагогического мастерства, раз не знаешь, что с ним делать».

– Наверное, вы не сомневались в выборе профессии ?

– О других профессиях мы, воспитанники, имели смутное представление. А пример отца был перед нами. Мы видели, как вся деревня шла к нему с вопросами, жила жизнью детского дома, а детский дом – жизнью деревни. Он был самым нужным человеком, и мы думали, что это и есть педагог. Кто, например, был для нас милиционер? Человек, который прибежал к Семену Афанасьевичу за советом. Поэтому многие воспитанники нашего детдома стали педагогами. Мы старались во всем брать с него пример. Он был атлетически сложен, великолепно играл в волейбол, городки, и мы все занимались спортом. Он был великолепным кулинаром, и мы научились готовить. Он прекрасно выполнял любую крестьянскую работу, и мы сеяли, пахали, косили. А как он подметал улицы! Метла в его руках была как дирижерская палочка в руках Светланова. И нам хотелось так же красиво гарцевать с метлой. Поэтому в выборе профессии я не сомневался. Поступил на физмат Коломенского пединститута. (По характеру я скорее лирик, но по молодости решил, что вроде неудобно парню идти на филфак – тогда в моде были физики.) Но в первую очередь я выбирал не профессию преподавателя-предметника (это тоже важно – без знания своего предмета учителю никогда не завоевать авторитет), а педагога – человека, который будет помогать детям расти. Одновременно с учебой занимался спортом, самодеятельностью, стал мастером спорта по тяжелой атлетике, выиграл Всесоюзный танцевальный конкурс. Как-то преподавательница физики спросила меня: почему ты поступил к нам, а не в театральный или физкультурный? Не понимала она, что, раз человек хочет посвятить себя воспитанию детей, он должен не только предмет знать, но и уметь многое. Когда был директором ПТУ, постоянно работал с пацанами в мастерской. А как же иначе?

– За 40 с лишним лет вы работали во многих местах, но всегда с проблемными детьм и?

– Я был директором школы в Хотькове, считавшейся одной из самых трудных, потом – в Калининграде (нынешнем Королеве). Туда я пришел в 1970 году, как раз когда ввели обязательное среднее образование. В этой школе было 13 девятых классов, причем подавляющее большинство – мальчики. И отчислить их было нельзя, и перевести некуда. Потом возглавлял строительное ПТУ для мальчиков и девочек на 500 мест. Там был контингент!.. Трое милиционеров привозили одного подростка. А еще забирал в училище ребят из Крупинского спецучилища Павлово-Посадского района. Не просто ребят, а главных зачинщиков всех беспорядков. Руководство колонии просило помочь, и вот я этих «орлов» брал к себе в училище. Работал в институте, помогал учителям освоить великую профессию педагога-воспитателя в детдомах. В 1985—1989 годах руководил Лобненским детским домом. Всегда в первую очередь считал себя воспитателем или учителем, а потом преподавателем. Мои воспитанники (с которыми я, как и отец, не прерываю связь) называют меня «учитель». То есть человек, который научил жить. Этим я и пытался всю жизнь заниматься.

– Антон Семенович, в «Педагогической поэме» Макаренко описывает случай, когда для того, чтобы усмирить распоясавшегося воспитанника, ему пришлось просто врезать парню. В юности меня этот пример шокировал, теперь думаю, что бывают крайние случаи, когда именно с христианской точки зрения такие методы не только оправданны, но даже необходимы. Были ли в вашей практике такие случаи ?

– Я помню этот эпизод в «Педагогической поэме», но не согласен с Вами, что это для усмирения. Скорее это определенная безысходность человека перед подлостью. И в то же время Макаренко видел перед собой умного и образованного человека и свалил на него свой гнев в надежде, что он поймет его порыв. Так и случилось, избитый Задорнов (образ собирательный) не раз говорил ему спасибо. Это был не мордобой, а взрыв. В экстремальной педагогике есть метод взрыва, но именно как исключительный. Когда все традиционные методы исчерпаны, нужно сделать что-то экстраординарное. Педагог, который наказывает ребенка, обязан дать ему понять: я наказываю твой порок, а тебя люблю. Ребенок разрешит себя наказать, простит наказание только тому, кому он доверяет, кого любит. Поэтому в колонии, в детском доме право наказания принадлежит только директору. Директор отвечает за все, поэтому ему, и только ему, ребенок доверит наказание. Остальным он доверяет себя любить. Попробовал бы кто из педагогов в моем присутствии (думаю, и в присутствии Макаренко) наказать воспитанника! Он может только доложить о нарушении, а меры должен принимать тот, кому дети это доверяют.

– Чем отличается проблема сегодняшних подростков от проблем подростков 60-х, 70-х, 80-х годов ?

– Изменилось отношение к ребенку, больше стало безразличия, неуважения, нелюбви и даже ненависти. Многие телешоу, журнальные статьи словно говорят нам: проверь себя на прочность; в состоянии ли ты этой мерзости сопротивляться? В результате получаем пацана, который не знает, кого он ненавидит, и выплескивает свою ненависть на тех, кто рядом. Так он проявляет свой протест тому, что его окружает. Надо задуматься. Вот, бывает, пошлет ребенок педагога подальше, тот возмущается, а я говорю: подумай, чем ты насолил ему, где прокололся как взрослый человек. Дети к нам попадают озлобленные, разуверившиеся во всем. Невозможно из такого ребенка в один миг сделать человека, педагогу надо вести себя так, чтобы ребенок постепенно поверил в него, стал уважать. Иметь доступ к ребенку должен лишь тот, кто любит детей, понимает их. Не тот, кто конфеты дает, а кто понимает его беду, его ситуацию, понимает, что эти раны необходимо лечить. А для этого надо быть твердым, мужественным, принципиальным, но эти принципиальность и твердость должны быть оправданными и понятными пацану. Все меньше становится людей, способных увлечь и заворожить пацана своим примером, своей жизнью.

Почему уходят ребята из дома? Потому что на улице получают ответы на свои вопросы. А дома – отстань, папа занят. Почему-то многие отцы не понимают, что ребенок – личность, думают, что готовиться к общению с ним не надо. Нет, дорогие мои. Болеет сын за «Спартак», так и ты, отец, сядь с ним и посмотри матч до конца. Он поймет, что отец ему – старший товарищ. Я в 9-м классе занялся бегом, так мама моя вырезала из «Советского спорта» все статьи о легкой атлетике, знала по именам всех знаменитых бегунов. А в институте, когда я перешел на тяжелую атлетику, также вырезала все тяжелоатлетические статьи, знала всех штангистов-чемпионов. Мне с ней было интересно. А бывает: папа – профессор, закрылся в кабинете, без стука не входи, а потом хватился – пацан у меня воспитывается.