Л. Мардахаев - Педагогическое наследие Калабалиных. Книга 3. А.С. Калабалин

Кстати, во время войны отец был контрразведчиком, работал в Германии. Получил задание от нашего руководства пробраться в тыл врага и притвориться изменником Родины. Ему поверили, взяли в «абвер». И он был заброшен резидентом фашистской разведки в Горький. Даже «железный крест» заслужил у Гитлера за то, что служил ему «верой и правдой».

Что ему удалось? Провести радиоигру, где фашисты поверили его дезинформации. Удалось помочь одержать победу под Сталинградом и на Курской дуге. О нем очень интересно написал Хинштейн в своей книжке «В подвалах Лубянки», Овчинникова в «Известиях» интересно написала о нем и о маме во время войны в «Комсомольской правде».

Мама эвакуировала детский дом на Урал, а отец в это время служил Родине, находясь в логове фашистов в «абвере».

Я, наученный отцом, всех, кого вырастил – в школе, училище, детском доме, – сопровождаю по жизни. Они мне все нужны, и если кто-то

все же не уберегся от тюрьмы, я его все равно жду и помогаю встать на ноги. А многие, к сожалению, не ждут своих детей. И государство не ждет, как будто это не его дети. Зато ждут криминальные структуры, чтобы повести их по своему руслу. А обиженный пацан, знаете, сколько зла может натворить?

Когда я принял новую школу в Калининграде, судьба свела меня с замечательным человеком – Кармановым Валентином Федоровичем. Это

был директор завода «Чайка» в Москве, который в столице объединял все школы производственного обучения. Они занимались развитием рентабельного труда. Он мне подарил пару талантливых своих педагогов, они, к моему счастью, жили у меня в Калининграде.

Наш коллектив мы решили строить на производительном труде. Это было, конечно, очень опасно. Мы выбрали три направления производства: швейное производство, производство микродвигателей для ведущих заводов нашей страны. Третье направление определилось домостроительным комбинатом, на базе которого мы стали производить продукцию – детскую мебель. Это обычная школа… Но она оказалась очень необычной. Школу организовали по принципу: мне отдают всех молодых учителей, которые не сработались со своими школьными директорами. Школа организовалась на базе восьмых и девятых классов, в которых почти девяносто процентов – мальчики.

Собралось потрясающее «собрание сочинений» – удивительно интересных людей, но далеко не готовых сейчас же покорять страну своими знаниями. Была еще одна деталь. Мэр города инструктирует меня:

– Смотрите не скажите на первом дне, что Вы из Хотькова, потому что Хотьково у нас в округе связано с психбольницей.

Это мне так понравилось, что я подумал: сейчас же всех куплю. И когда был пробный день, собрались все родители, я выступил:

– Дорогие родители, уважаемые папы, мамы и бабушки, если вы что-то не поймете в моих педагогических действиях, спишите на то, что я к вам приехал из Хотькова…

И начали творить

Представляете, я никому из учителей не разрешил ставить отметки. Но с первого дня развернул самодеятельность, физкультуру, появились ансамбли. С первого же дня мы начали налаживать производство, и все пошли трудиться. Через полгода у меня вся школа была завешана портретами наших пацанов. Это лучший футболист, это лучший волейболист, лучший пожарный, лучший по армейскому троеборью, лучший стрелок, лучший исполнитель характерных танцев, лучший ансамбль. Они у меня начали выступать во всех конкурсах.

А поскольку город Калининград космический, мы создали музей имени Гагарина. А еще – построили уникальную базу труда в Серпуховском районе – в совхозе «Заокский». Работали и жили мы там с мая по октябрь. И вот наступил момент, когда они стали уважать себя. Однажды ко мне пришел один воспитанник и говорит:

– Попросите Людмилу Остаповну Бахмацкую, – это моя сестра, воспитанница детского дома, – чтобы она научила меня русскому языку.

– А что такое?

– Да у меня автограф просят, а я боюсь брать ручку, я же безграмотный.

Через полгода он захотел учиться! Вот сейчас о стандартах говорят, а мы уже тогда разделили полностью… Мы узнали – кто на что способен, развели их по разным классам и разным учителям.

У меня была Мария Степановна Беспалова, заслуженная учительница, математик. Я ей сказал:

– Мария Степановна, этих я Вам не дам, а вот этих возьмите. Над ними Вам можно «издеваться», это технари. Выбивайте из них четверки и пятерки. А вот на этот класс я поставлю Воробьеву Нину Васильевну, потому что она и душу, и сердце отдаст, а спросит столько, сколько ученик ей может вернуть. Потому что здесь собрались одни гуманитарии, здесь одни певцы, солисты, спортсмены. Уже тогда мы это расписали.

Через два года все были заинтересованы в школе и оканчивали ее великолепно. Ни один мой пацан не стал плебеем. Все стали активнейшими людьми, потому что они росли уже два года в борьбе.

Мне просто повезло в жизни, во-первых, на тех людей, которые меня растили. Мне повезло на ту обстановку, где я рос в детском доме. Мне повезло, что я видел человека, на которого хотел быть похожим. Я не стал на него похожим, но я у него очень много взял для того, чтобы быть полезным в своей профессии детям. Я очень многому научился, прежде чем прийти к детям. Я их брал не физикой, не математикой, я их брал тем, что и в футбол играю, и в волейбол, и мастер спорта по тяжелой атлетике, и на руках пойду, и кашу сварю, траву скошу.

Это им нравилось. Я старался собрать вокруг себя таких людей, который могли бы на все вопросы пацанам ответить. И нечего им бежать куда-то, наоборот, к нам бежали, чтобы услышать что-то интересное.

Мне повезло, что я выбрал ту профессию, которую безумно люблю.

Я ни разу не ходил на работу, я всю жизнь занимался любимым делом.

Книги загорелись быстро, так, как им, собственно, гореть и полагается. Когда дым рассеялся, ситуация прояснилась, и сводилась она в двух словах к следующему: в окно библиотеки влетела горящая головешка, и попасть сюда она могла исключительно с благословения братьев Плисецких. Им долго и привычно говорили все подобающие в этом случае слова, а братья не менее привычно молчали. Потому что то, что на общий взгляд было причиной, по их логике выходило следствием. Действительно, сжигать книги дико, а не дико разве, что библиотекарша эта предала (в одном из самых житейских смыслов) близкого ей хорошего человека?

Поступки их были один непонятнее другого и объединялись, пожалуй, лишь общей какой-то странной логикой.

Вот и из детдома их прислали в колонию за целый ряд прегрешений. Например, украли со склада одиннадцать метров джинсовой ткани. А они говорят: мы и не украли вовсе, просто взяли и сшили себе и товарищам нормальные джинсы, уж, по крайней мере, покрасивее тех, что из того же метража делают швейники.