Адриан Топоров - Мозаика. Из жизни писателей, художников, композиторов, артистов, ученых

Узнав об этом случае, Н. Н. Ге восторженно говорил многим:

– Вот так любят и чтят гения простые сердца!

На одном обеде у Льва Николаевича Толстого рядом с хозяином сидел его друг – Чертков. Обедали на террасе. Было жарко. Комары носились в воздухе, пищали, жалили лица, руки и ноги обедающих.

Шла веселая застольная беседа, все острили, шутили, смеялись. Вдруг Лев Николаевич взглянул на Черткова и шлёпнул по его лысине: это он казнил комара, от которого осталось кровяное пятнышко.

Чертков нахмурил брови и укоризненно посмотрел на Толстого:

– Что вы наделали, Лев Николаевич?! Вы лишили жизни живое существо! Как вам не стыдно!

Лев Николаевич смутился. Веселье стихло.

Антон Павлович Чехов посетил Льва Николаевича Толстого в Гаспре. Они беседовали о многом. На прощанье Чехов подал Толстому руку. Тот задержал её и сказал:

– Поцелуйте меня!

И сам поцеловал Антона Павловича. А затем сунулся к его уху и энергичной старческой скороговоркой изъяснился:

– А всё-таки пьес ваших я терпеть не могу. Шекспир скверно писал, а вы – ещё хуже.

Сын Л. Н. Толстого Илья Львович привёз к отцу своего приятеля фотографа Ф. Т. Протасевича. Думая, что с великим писателем-философом надо вести разговор на высокие темы, фотограф спросил:

– Скажите, Лев Николаевич, есть Бог или нет?

Толстой помолчал, а потом, улыбаясь, заговорил:

– Вы видели когда-нибудь микроскоп?

– Видел.

– И что же вы в нём видели?

– Видел в капле воды инфузории.

– Что, если бы одну из этих козявок спросили, есть в Калуге фотограф Протасевич, что бы она на это ответила?

Поразительно, что многие знаменитые писатели дают о других авторах-классиках крайне дурные отзывы.

И. С. Тургенев рассказывал Льву Толстому:

– Раз у Виардо были гости, и должен был приехать Жюль Верн. Все с нетерпением его ждали. И представьте, это оказался самый глупый человек во Франции!

Известно, что сам Лев Николаевич ни во что не ставил Шекспира и других корифеев художественной литературы. Так о Жорж Занд он судил:

– Отвратительная женщина! Я не понимаю её успеха.

Толстому возразила его сестра – Мария Николаевна:

– Нет, у неё есть хорошие вещи. Вот, например, «Консуэло».

При этом имени Лев Николаевич сделал брезгливую гримасу:

– Нет, нехорошо. Всё фальшиво, дурно, скучно… Я никогда не мог читать.

Флорентий Фёдорович Павленков (1839 – 1900) получил военное образование в кадетских корпусах и Михайловской артиллерийской академии. В студенческие годы увлёкся идеями декабристов, революционных демократов-шестидесятников. В военном ведомстве прослужил около 5 лет. В 1866 году вышел в отставку и всю свою дальнейшую жизнь посвятил народному просвещению.

За 35 лет издательской деятельности Флорентий Федорович выпустил 750 прекрасных книг (тиражом более 3,5 млн.), в том числе 200 биографий выдающихся людей, отечественных и зарубежных, чем положил начало серии «ЖЗЛ», по предложению А. М. Горького продолженной в советское время.

В издательстве Павленкова впервые в России увидели свет «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Ф. Энгельса, сочинения В. Г. Белинского, А. И. Герцена, Д. И. Писарева. За революционность содержания некоторые издания Павленкова были сожжены царскими цензорами, а сам он более 10 лет просидел в крепости, тюрьме и ссылке.

Несколько десятков лет кряду Флорентий Фёдорович неустанно трудился над созданием знаменитого однотомного Энциклопедического словаря, вышедшего 7 раз. Это «любимое детище» автора было в России досель невиданной маленькой народной энциклопедией, проникнутой духом протеста против самодержавно-помещичьего строя.

Цены своим изданиям Ф. Ф. Павленков довёл до предельной дешевизны. Например, его «Наглядная азбука для самообучения грамоте» стоила одну копейку. Так она и называлась: «Азбука-копейка».

Все доходы от своего предприятия Павленков завещал отдать на организацию 2000 сельских библиотек.

Похоронили Флорентия Фёдоровича в Петербурге, на Волковом кладбище. На одной стороне памятника на его могиле выгравирована надпись: «ФИЗИКА – А. ГАНО», а на другой – «ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ», т. е. названия первой и последней книг, изданных истовым ревнителем народного просвещения.

Литературный критик, публицист, социолог и философ Николай Константинович Михайловский (1842 – 1904) очень любил своего большого пушистого серого кота.

Когда писатель работал, около него неизменно сидел этот Котофеич и мурлыкал длинную успокоительную песню. И прерывал он её лишь тогда, когда Николай Константинович клал перо.

Писатель Глеб Иванович Успенский (1843 – 1902) до конца жизни не мог преодолеть застенчивости. Друзья с трудом уговорили его однажды выступить с ними на благотворительном литературном вечере. Он согласился прочесть свой новый очерк.

Когда подошла его очередь читать, он вышел на сцену, глянул в переполненный публикой зал – и обомлел от страха. Постоял, постоял молча, повернулся и ушёл за кулисы.

Известный юрист, поборник суда правого в дореволюционной России, почетный академик, сенатор, писатель, непревзойдённый оратор Анатолий Фёдорович Кони (1844 – 1927) чистосердечно принял Октябрьскую революцию.

В годы голода и разрухи он, престарелый и больной, прочёл в аудиториях Петрограда около тысячи лекций. Люди разных чинов, званий и возрастов слушали его чтения с затаенным дыханием.

По просьбе студентов Наркомпрос предоставил ему лошадь, бричку и кучера. Кучер, прослушав одну лекцию Анатолия Фёдоровича, потом аккуратно посещал их все. И простодушно выразил ему своё восхищение:

– Ты, брат, вижу, свеща! (свеча – А. Т. )…

В 1921 году, в день рождения А. Ф. Кони, слушатели поднесли ему самый драгоценный тогда подарок – белый хлеб. Растроганный лектор сказал:

– Эта награда – лучшая из всех, полученных за всю мою жизнь.

В тюрьму, где сидел В. Г. Короленко (1853 – 1921), политическим заключённым принесли передачу – книги, среди которых был и «Капитал» Карла Маркса. Строгий смотритель тюрьмы вначале не хотел пропускать эту толстую книгу. Но арестанты убедили тюремщика, что это самая поучительная книга для тех, кто хочет нажить капитал. Тогда страж узилища похвалил книгу, и она беспрепятственно попала к заключенным.

В «Истории моего современника» В. Г. Короленко между прочим рассказал, как тюремный священник, любитель красноречия, произнёс перед уголовными арестантами слово по случаю неудачного покушения революционера А. К. Соловьёва на Александра II.