Владлен - Помню

© Владлен, 2021

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2021

Если бы только можно было написать о пройдённом мной жизненном пути кратко, сжато! Но нет, это просто невозможно, не получится, ибо сам по себе жизненный путь – длинный, извилистый, с подъёмами и спусками, удачами и неудачами, радостями и разочарованиями. Не получится и потому, что на нескольких листах бумаги не поместить всего, что прожито, пройдено и не забыто.

Родился я 11 июля 1931 года. Отец, выходец из простой еврейской семьи, с молодости увлёкся марксизмом-ленинизмом. Рано покинув родительский дом, вступил он в ряды комсомола, а в 1924 году – в компартию и стал ярым пропагандистом и носителем коммунистических идей, вплоть до последних дней своей жизни. Родился он в 1905 году. В 1933 году окончил литфак Киевского университета. У отца были два брата (старший Лёва и младший Гриша) и две сестры: Маня (старшая) и Поля (младшая). По неизвестным мне причинам отец не поддерживал родственных контактов с сёстрами. Думается мне, что причиной тому было отречение его матери и сестёр от еврейства: они стали евангелистами. Соответственно, и наша семья относилась к ним с холодком, хотя мне запомнились редкие посещения их дома. Мы жили на улице Энгельса, 13, а бабушка – на той же улице в доме № 17. Что же до старшего брата Лёвы, то встречи наши были намного чаще и приятнее. Младший брат Гриша очень любил меня и частенько заходил к нам, не забывая дать мне деньги на конфеты или мороженое. Я помню, что Лёва работал на спиртном заводе и что дома у него всегда было много спиртного. Он любил выпить, но я никогда не видел его пьяным. Помню его жену Эмму, сына Фулю (он был года на два старше меня) и дочь Шеву. Младший брат отца, Гриша, был женат на Фриде.

Мне помнится: у них родилась дочь, которая умерла малюткой из-за плохого присмотра за ней, и это явилось причиной плохих взаимоотношений. На этом семейный круг моего отца замыкается.

Мать моя – из еврейской набожной рабочей семьи, строго соблюдавшей заповеди Торы. В молодости, выйдя замуж, она немного поработала, а затем стала домохозяйкой и воспитывала детей. В семье матери я был любимым ребёнком, и меня частенько отвозили к бабушке Масе и дедушке Ефиму в Бердичев. В семье Добисов было семь детей. Помимо моей матери Мани, которая была средней дочерью, я хорошо помню только старшего сына Юзю, старшую дочь Соню, дочь Рахиль и сына Яшу. С ними я был близок, они меня любили, и я их любил. Эти родственники всегда и постоянно были с нами и в радости, и в печали. Я рос у них на глазах, а они на моих глазах старели. Я помню их в довоенный период, в период страшной Великой Отечественной войны и в послевоенные годы до моего отъезда в Израиль.

Бабушка и дедушка – идеальный образ простой, трудолюбивой и верующей еврейской семьи. Печник по профессии, дед запомнился мне высоким, стройным, сильным с голубыми глазами и стриженной бородой и кипой на голове. В памяти моей осталось несколько эпизодов из того времени, когда мне было четыре года или пять лет, а возможно, и меньше. Помню, как отвозили меня в Бердичев к бабушке Мася и дедушке Ефиму. Были голодные годы, а у них была своя корова, и бабушка заставляла меня пить парное молоко. Помню, как мы с бабушкой принесли дедушке на стройку дома покушать и застали его, поднимающегося по лестнице вверх, с козлами на плечах. Я окликнул его, и он, остановившись, улыбнулся, затем знаком руки показал, что сейчас спустится. Он любил гулять со мной и рассказывал уйму небылиц, дабы доставить мне удовольствие.

Помню, как в 1936 году в наш дом въехал вернувшийся с семьёй из Германии профессор Соскин, став нашим соседом. Он же принимал позднее, в 1937 году, роды у моей матери, родившей мне сестру Лену.

Помню, когда я был четырёхлетним мальчишкой, мне купили машину с педалями, и начались с того дня радости и разочарования. Радости от того, что, гуляя по центральной улице Киева, Крещатику, все ахали и охали, восхищаясь ездой красивого мальчишки на машине, бывшей в ту пору редкостью. А разочарования начинались каждый раз, когда, возвращаясь домой, приходилось таскать машину в гору по крутой улице Энгельса. Я же помочь ничем не мог, ибо с трудом доставал до педалей.

Помню, как однажды отец и мать взяли меня зимой в театр имени Ивана Франко, где должно было состояться собрание политработников. Нас в зал не пустили, сказав, что вход с детьми запрещён. Мы стояли в стороне, и отец должен был решить, что делать. В это время к отцу подошёл первый секретарь Киевского обкома ВКП(б) Павел Постышев. Он вежливо поздоровался с матерью и поцеловал её руку. Затем наклонился ко мне и поинтересовался, как меня зовут. Я ответил ему. Он с улыбкой похлопал меня по спине и спросил, почему мы не заходим. Мать объяснила, опередив отца. Постышев, недолго думая, нагнулся ко мне и говорит: «Ну-ка влезай под мой тулуп и иди в ногу со мной, а то вместе упадём». И что вы думаете? Так я и прошёл с ним.

Помню, как отец взял меня на празднование Нового года в клубе трамвайного депо на Лукьяновке, где была установлена новогодняя ёлка. Всё было очень красиво и продумано, кроме одного: случился пожар. Запомнилась паника, бегущие из клуба люди, испуганные лица детей и взрослых. Помню горящего Деда Мороза, которого так и не удалось потушить. Как сегодня, помню эту страшную картину.

Помню себя в матросском костюме, исполняющего танец «Яблочко», также помню себя в черкесском костюме с кинжалом, исполняющего лезгинку. Помню и мою лошадь, на которой качался. Помню, как мать собирала детей, дабы покормить меня во время звонких детских игр. Она рассказывала разные небылицы, завлекая меня, и, пользуясь моментом, кормила. Помню детсад имени Клима Ворошилова. Помню, как до рождения сестры Лены я катался на санках и свалился с горы, не успев затормозить. Я ударился головой о какую-то строительную машину. На крики детей прибежала мать, ухватила меня и внесла в аптеку, где мне оказали медицинскую помощь. Помню папиного младшего брата Гришу. Завидев меня на улице, он давал мне деньги на мороженое. Помню дядю Васю Дьякончука и тётю Лесю. Дядя Вася работал с отцом, а тётя Леся – учительницей. Помню, как дядя Вася при каждом посещении нашего дома давал мне рубль, и помню, как я собирал эти деньги в копилке. Помню, как была организована поездка на охоту на куропаток. Остановились у лесника, разложили громадный ковёр и на этом ковре кушали приготовленную дичь. Отец работал тогда в обкоме партии.

Запомнились мне и ночные аресты 1937 года. Чёрные эмки, прославившиеся как воронки. Помню агентов КГБ, одетых, как правило, в кожаные куртки, и шныряющих по квартирам. Помню крики, плач женщин и детей во время их посещений. Все знали, что девять из десяти увезённых не вернутся. Помню, как Дятлов, начальник отделения пожарной охраны Печерского района, не пустил «чёрных воронов» в дом и стал стрелять. Я же был дружен с его сыном Валей. Забрали его, и, куда он девался, никто не знал и по сей день не знает.