АВХ - Не по делу

Да, получается, связи у моего отца всё-таки имелись, и время от времени он ими пользовался. Но мы-то с братом, независимо ни от каких связей, были нормальными, как все наши сверстники. Ходили, как все, в телогрейках. Сейчас эта стёганая ватная куртка превратилась в пуховик и больше не ассоциируется с тюремной одеждой, а тогда, в отличие от пальто с бобровым воротником, очень даже ассоциировалась, и нам, молодым и дерзким, это было только на руку. Итак, мы ходили в телогрейках, дружили с канавщиками и на всякий случай не заглядывали далеко вперёд, а тут вот пришлось. Через год мне поступать в престижный вуз, а готовиться я не приступал. Пришлось приступить. Во-первых, я вдруг обратил внимание на то, что я не отличник, а школьный аттестат, как оказалось, тоже имеет значение. Что же делать? Зубрить, подстраиваясь под чужой опыт, я не считал нужным, менять свои привычки не хотел. Пришлось обходиться собственными наработками по улучшению своих показателей успеваемости, тем более что конкретные представления на этот счёт у меня сформировались уже на заре моей школьной жизни.

Дело в том, что я всегда считал, что школьная оценка – это скорее технический момент, часто имеющий только отдалённое отношение к уровню знания предмета. Отсюда мой скептицизм насчёт школьных оценок. Неадекватными я находил в равной мере и энтузиазм родителей по поводу отличных оценок, и чрезмерно негативное их отношение к оценкам неудовлетворительным в том, что касалось моей текущей успеваемости. Текущая успеваемость, по моим представлениям, могла правомерно иметь свои взлёты и падения, годовые же итоги – это другое. Итоги завершившегося учебного года были для меня естественным ориентиром, от которого я вёл отсчёт собственной успешности. Указанные итоги должны были соответствовать ожиданиям моих родителей в той самой необходимой мере, чтобы они, родители, не интересовались моей успеваемостью в течение года, – только по итогам. Со временем я своего добился. Сначала родителей ещё волновали мои текущие оценки, но уже очень скоро контроль стал квартальным, а потом и вовсе годовым, что мне казалось правильным и справедливым. Что же касалось моих текущих оценок, очень разных, то я брал эти оценки на свою совесть и ответственность, родителей лишний раз негативом не беспокоил, будучи твёрдо уверенным, что год я закончу без троек, а другого никто всерьёз от меня и не требовал.

Теперь же, в преддверии окончания школы, мне нужны были именно отличные оценки, и я их в результате получил. Для этого, впрочем, не потребовалось ничего особенного, просто моим школьным преподавателям каким-то чудесным образом сообщился импульс моих повышенных ожиданий, а преподавателям другого и не надо. Замечено мной, что, если ученик всерьёз рассчитывает на отличные оценки, то он их, как правило, и получает, часто при минимальном усилии со своей стороны. Бывают, конечно, и исключения, как, например, уже упоминавшийся случай с юным Володей Ульяновым, чей школьный учитель по логике был уверен, что знать предмет на «отлично» может только господь Бог. Такое чудачество школьного преподавателя действительно может обернуться для ученика заниженной оценкой по предмету. Вот и получается, что Володе просто не не повезло со своим учителем.

Мне, напротив, повезло с моими учителями. Не сговариваясь, они все поставили мне по результатам моего выпускного класса только отличные оценки. К ним, этим отличным оценкам, в качестве бонуса приложилось примерное поведение, и это не потому, что моё поведение было действительно примерным, но только благодаря моим отличным итоговым оценкам, поскольку, согласно общепринятым представлениям, отличные оценки не могли быть мной получены иначе, как при условии примерного поведения. Здесь на меня поработала педагогическая теория, а я не возражал.

Итак, всё – и теория, и практика – почему-то работало на поставленную мной фантастическую цель стать студентом ИМО. Оставалось сдать вступительные экзамены в вуз, при этом лёгкой задача быть не обещала. Уже в момент подачи документов в приёмную комиссию её сотрудник обратил внимание на мой почерк. «Да вам, любезный, ещё сочинение писать, а с таким почерком кто вас будет читать?» Замечание, признаю, очень уместное. Сколько себя помню, почерк у меня неизвестно почему был ужасным и остаётся таковым, кстати, по сей день. Сейчас меня выручает компьютер, а что могло выручить тогда? Что-то, однако, выручило. Сочинение своим ужасным почерком я написал и даже получил за эту свою работу отличную оценку, первую, замечу, на вступительных экзаменах в ИМО, и это было для меня удивительно и очень приятно.

Удивительные и приятные вещи, однако, на этом не закончились. Новый повод приятно удивиться случился у меня уже на следующем вступительном экзамене, им стала экономическая география. Сразу скажу, к этому экзамену я не готовился и даже, подозреваю, не знал заранее, в каком именно варианте география будет представлена на вступительных экзаменах. В экономическом, говорите? Хорошо, пусть будет в экономическом, а что здесь, собственно, имеется в виду? Примерно так размышлял автор этих строк на экзамене по экономической географии в ИМО. Времени на долгие размышления, впрочем, уже не оставалось, надо было отвечать на вопросы экзаменационного билета, а выпали мне вопросы по Дальневосточному экономическому району. О том, что Дальневосточный экономический район находится на Дальнем Востоке нашей необъятной страны, я догадался сравнительно легко. Но ведь надо было ещё знать и национальный состав населения этого региона. Что говорите, на карте показать? Очень хорошо, показываю. Итак, население региона по национальному составу. «Чукчи в Чукотском автономном округе, – старательно зачитываю я по карте. – Якуты в Якутском. Евреи в Еврейской автономной области…» (Хорошо, что я не начал с Камчатки, поскольку догадаться, что исконные жители этого благодатного края называются камчадалами, я бы, наверное, не смог.) Достаточно? Переходить к другому вопросу? Вообще достаточно? Пять?

На следующий экзамен по математике я шёл уверенно. Ещё бы, в моём активе были две пятёрки в дополнение к отличному аттестату. Если бы у меня была золотая медаль, то я бы уже стал студентом. Но медали мне не дали, поэтому придётся ещё помучиться. Впрочем, математика в данном конкретном случае меня не смущала. Это был единственный предмет, по которому я всерьёз готовился к вступительным экзаменам. Только вот готовился я по явно несвежей методичке какого-то вуза, а о том, что программа с тех пор довольно радикально изменилась, я узнал только накануне экзамена, а мог бы, кстати, и не узнать.

И вот я на экзамене, тяну билет, читаю: теорема о непрерывности дробно-рациональной функции. Ни больше и ни меньше. Это сейчас автор не устаёт повторять, что он уже никогда не будет таким умным, как в 8-м классе средней школы, где на уроке химии он, автор, запросто разбирался с феноменом SP-гибридизации. Но даже тогда, в 8-м классе, когда подобное было в порядке вещей, теорема о непрерывности дробно-рациональной функции, подозреваю, показалась бы мне чем-то абсолютно непостижимым. За гранью. Правда, наткнулся я на эту теорему не в 8-м классе, а ровно тогда, когда готовился к вступительным экзаменам в институт. Название теоремы меня поразило. «Смотри, Лёшка, – говорил я своему школьному товарищу, – какая интересная штука эта теорема! Так вот, знай, что бы мне ни досталось на экзамене в институте, скажу, досталась эта теорема. Справлюсь – я вдвойне герой. Нет – так никто не посмеет меня в этом упрекнуть. Разве можно детям вот так по башке теоремой! Куда только педсовет смотрит!» – пошутил я и на всякий случай теорему выучил. Дальнейшее вы знаете: на вступительном экзамене в ИМО мне досталась именно эта теорема, и я с ней справился. Значит, я вдвойне герой! Садись, пять!