Михаил Каплин - Воспоминания Фронтовика

Занятия начинались 1 октября. К этому времени съехались все, которые были в отпуске. Построили всех и в баню на реке. Там всех остригли. Хорошо выкупались, одели в новое обмундирование, яловые сапоги.

1 октября 1937 год. Началась учеба. Мне вручили коня кобылу по кличке «Олега», карабин и клинок, учебную винтовку. Распорядок дня: 6.00 – подъем, один час чистка коней. Завтрак 6 часов занятий, обед, мертвый час, 3 часа самоподготовки, ужин, свободное время, вечерняя перекличка, отбой. Первое время было трудно, а потом привыкли. Каждый день 2—3 часа конная подготовка.

Моя Олега служила уже лет 7 или 8. Послушная, команды знала все лучше меня. За это я ей каждое утро приносил пару кусочков сахара или пару кусочков хлеба, немного посыпанного солью. Хлеб приносить в казарму было строго запрещено, чтобы не разводить тараканов. Но все равно приносили и так прятали, что и старшина не находил. Бывали случаи, когда не принесешь, так Олега все карманы обмусолит.

Был такой случай. Отпустили меня в увольнение. Ходили мы в городской отпуск с клинками. Местные ребята говорили: «Вон идет с селедкой», – а девчонок, которые дружили с курсантами звали «селедочницами». Только что прошел проходную, смотрю, человек шесть красноармейцев, которые обслуживали училище, ловят мою Олегу арканами. Олега пробегает от меня метрах в пятидесяти. Я крикнул: «Олега, Олега», – она повернулась, ко мне подбежала и встала как вкопанная. Я легонько взял ее за гриву и привел на конюшню. Красноармейцы удивленно говорят мне: «Два часа ловили».

Шел 1937 год, начали искать врагов народа. Начальник училища полковник Емельянов и многие из управления училища были арестованы. Даже из курсантов было арестовано трое.

Комиссаром училища был полковой комиссар Рекстен (немец по национальности). Говорили, это он пересажал всех. Потом и его арестовали. Полковник Емельянов вскоре пришел. Курсанты его окружили и спрашивали. Что мог, он отвечал. Спросили его, будет ли он начальником училища. Он ответил, что нет. Он назначен командиром казачьей дивизии.

Вскоре начальником училища стал полковник Зверев, комиссаром – полковой комиссар Шумилин.

В декабре поступил приказ из НКО. Коней сдали, погрузили эшелон и в Тамбов. Второй курс курсантов (артиллеристы) Тамбовского Объединенного училища (артиллеристы и кавалеристы) прибыл в Пензу. Кавалеристы (2 курс) из Пензы убыли в Тамбов. В Пензе стало артиллеристское училище. Нас, первокурсников – кавалеристов оставили в училище и стали учить как артиллеристов. Мне повезло, мечта моя – стать артиллеристом, сбылась.

Примерно в феврале 38 года сижу я на уроке артстрельбы, преподавал полковник Федоров, еще офицер царской армии. Преподавал так, что можно заслушаться. Вдруг открывается дверь, и караульный курсант с карабином говорит полковнику: «Курсанта Каплина к комиссару». Полковник преподаватель говорит мне: «Идите». Я за собой никаких грехов не чувствовал, поэтому не испугался, а ребята за меня испугались. Я собрал свои учебные принадлежности, и говорю Ване Меньших, чтоб он всё взял в казарму и пошел. Дошли до управления училища, мой вызывающий пошел в караульное помещение, а я пошёл к комиссару. Зашел в приемную, никого нет. Открываю дверь, прошу разрешения войти, говорят: «Обождите». Вскоре выходит оттуда офицер и говорит: «Идите», – показывая мне на дверь. Зашел, руку к козырьку, докладываю:

– Товарищ полковой комиссар, курсант 27 классного отделения Каплин по вашему приказанию явился.

Он встал, пожал мне руку и указал на стул против его. На столе лежала открытая пачка папирос «Казбек» – самых дорогих в то время. Он спрашивает меня:

– Курите?

Я говорю:

– Курю.

Он говорит, указывая на пачку:

– Закуривайте

– Спасибо, я курю махорку.

Он начал меня расспрашивать, как учусь, какие оценки. Я ему сказал:

– В основном, «хорошо» и «отлично». Вот по связи только «тройка».

– Чего же по связи отстаешь?

Я говорю:

– Пересдам.

Дальше начал спрашивать какое у меня семейное положение. Я сказал:

– Отец, мать, я, брат и сестра.

Перед ним лежала какая-то бумажка. Он говорит:

– Вот что, курсант Каплин, ваш зять оказался злейшим врагом народа, и арестован органами НКВД.

Я говорю:

– У нас зятя нет, сестре всего семь лет, так что рано зятя иметь.

Он повел плечами, спрашивает меня:

– А у нас в училище еще Каплиных нет?

Я говорю:

– Не знаю. Но однажды получаю письмо, на конверте написано «Каплину Михаилу», открываю его, читаю, какая- то особа укоряет меня в каких- то грехах, которых я не делал. Я его отнес на почту и сказал, что это не мне.

Комиссар меня отпустил.

Проходит месяца два или больше, меня находит курсант второго курса из тамбовских, к нему попало мое письмо. Он тоже Каплин Михаил, только Федорович. О том, вызывал ли его комиссар, я спрашивать не стал.

Из трех арестованных курсантов, один вернулся. Дал подписку никому ничего не говорить, был месяц в санатории, наверное, всыпали горячих. Про двоих других ничего не было слышно.

Был такой случай. Стою часовым на первом посту. Пост самый опасный – рядом лес. Скоро смена. Время, часов около четырех утра. Я привалился к стойке вышки и стою, забыл, что на стойке сигнальная кнопка. Противогазом нажал на кнопку, в караульном помещении тревога, бежит сам начальник караула. Чего это они бегут? Кричу: «Стой! Кто идет?» Ответ: «Начальник караула со сменой». «Начальник караула – ко мне, остальные «Стой». Начальник караула – наш помкомвзвода Мельник спрашивает:

– Что у тебя?

Я говорю:

– Ничего.

– А чего же сигналил?

Тут я понял, что противогазовой сумкой надавил на сигнальную кнопку. Сменился, приходим в казарму, весит новая стенгазета. Рисунок: я сижу на сигнальной кнопке, из под меня искры, и надпись: «Так Каплин сигналит с поста»

Второй случай. Лето 1938 года. Мы находились в Селиксинском лагере, что неподалеку от Пензы. Курсанты второго курса сдавали боевые стрельбы, каждый расходовал 12—14 снарядов, я был заряжающим. Стреляли 122-милиметроые гаубицы с лагерного стрельбища по редколесью километров на 5 – 6. Работа исключительно тяжелая, каждый снаряд весит 24кг. Их надо поднести, толкнуть в казенник, вставить гильзу и пучки с порохом. Дня три постреляли, выбились из сил. После каждой стрельбы увозили гаубицы в парк, банили, пробивали пыжи пробойником. На сон оставалось мало времени. Был у нас один курсант – наводчик Андрющенко. Стреляли, взрыватель фугасный. Он говорит:

– Ребята, давайте один пустим осколочным, свернем колпачок и закопаем, что бы не нашли в случае чего.

За взрыватель я – заряжающий – отвечал. Сказано – сделано. Выстрел. С наблюдательного пункта кричат: «Взрыватель фугасный». Ответ с ОП: «Взрыватель фугасный». Разрывы снаряда фугасного и осколочного сильно отличались друг от друга. Фугасный снаряд углубляется, и при взрыве свечой все летит вверх. При осколочном снаряде – дым в разные стороны. Команда «Стой». На мачте подняли белый флаг. В районе разрывов загорелась сухая трава. Все с наблюдательного пункта побежали с лопатами тушить огонь. Но а мы – в кусты и спать. На мачте красный флаг. Поступают с наблюдательного пункта команды. Командир огневого взвода лейтенант Чибизов (осетин по национальности) нашел человек двух, навели, зарядили и выстрелили. Потом и остальных собрали и меня спящего нашел лейтенант, говорит: