Николай Жуков - Истории из моей жизни. Повесть, рассказы, очерки

Прошло пять месяцев после моего возвращения в часть. В тот памятный день я оказался в суточном наряде дежурным по камбузу. Неожиданно в помещение зала столовой вошел уважаемый всеми нами Кока (так мы любовно звали командира нашего разведвзвода). Он притронулся к моему плечу и вывел в коридор. Разговор был очень коротким. «Николай, вчера умер твой дедушка, успеешь добраться до Донецка до начала похорон? А я сделаю все возможное, чтобы вовремя оформить необходимые документы» – произнес командир. У меня перехватило в горле. Ушел из жизни мой первый близкий человек, которого я больше никогда, никогда не увижу! Предательские слезы увлажнили глаза, я подошел к окну и прижался щекой к холодному февральскому стеклу. «Готовь форму, а я подменю тебя в наряде Шурой Омельченко!» – с этими словами командир уехал в полк, а через час вернулся из Балтийска. «Понимаешь, в строевой части сказали, что по закону дед не является ближайшим родственником…» – произнес Кока.

Только через полтора года, я сумел попасть домой в родной Донецк. Это произошло в период зимнего отпуска после сдачи экзаменов моей первой сессии в Киевском высшем военно-морском политическом училище. И уже на следующий день после прибытия, вместе с отцом и братом мы отправились к дедушке на кладбище, которое находится далеко за шахтерским поселком в роще у самой железной дороги, где растут молодые дубы, клены и каштаны. Долго искать не пришлось, за большой зеленой оградкой стоит скромный недавно установленный памятник, с которого на меня смотрели добрые глаза моего Максимовича. На фотографии он в военной форме железнодорожника времен Великой Отечественной. Дед смотрит мне в глаза без обиды за то, что я не успел проводить его в последний путь. Он смотрит так, как будто все время ждал моего прихода. В какой-то миг мне показалось, что Максимович улыбнулся. Я наклонился к памятнику, и поцеловал портрет старика, совсем не ощущая зимнего холода могильного камня.

Прошло более тридцати лет, но каждый год, приезжая в отпуск на малую Родину я прихожу к своему дедушке. Я веду молчаливый разговор с близким мне человеком, который остался в моем характере, внешности, моих делах и поступках. И никакие статьи законов не смогут отдалить меня от него, передавшего мне не только свой внешний облик, но и посвятившего моему воспитанию большую часть своей человеческой жизни. Порой в различных ситуациях, задумываюсь над тем, как бы я поступил, если бы мой характер формировался по-другому под влиянием другого человека. Наверно, я мог бы стать решительнее, злее, требовательнее к себе и окружающим. Не было бы той покладистости, неприхотливости и спокойного отношения к окружающему миру, которые подарил мне Максимович. Не мешала бы мне в моей жизни нерешительность и впечатлительность, не снился бы по ночам город у Азовского моря, который раньше называли маленькой Одессой!

Годы моей жизни движутся вперед своей чередой. Отдельные остаются в памяти событиями и эпизодами, другие забываются до поры до времени. Но именно сейчас мне очень хочется вспоминать дорогих мне людей, которым я обязан своим человеческим счастьем жизни, благодаря которым, я знаю, что такое Родина и любовь, добро и зло, горе и счастье, дружба и предательство, уважение и ненависть. И наверно не последнюю роль в моей судьбе сыграл небольшой приазовский город Мариуполь – город, с которым крепкими узами связана история моих предков.

Вековая брусчатка Слободки ведет меня в детство, оживляя яркие воспоминания, близкие моему сердцу. Я останавливаюсь, и с волнением оглядываюсь по сторонам, затаив дыхание. Ночная тишина помогает слушать историю моего рода… Она во мне…

После возвращения из дальнего похода, потрепанный океанскими ветрами и волнами сторожевик стал на ремонт в судостроительный завод. За кормой видавшего виды корабля остались многие мили Атлантики, Средиземного моря и Индийского океана. Африканский Рог запомнился морякам обеспечением безопасности судоходства, погонями за шустрыми шлюпками сомалийских пиратов, ежедневной охраной мирных торговых судов самых разных стран мира, и в первую очередь, конечно, России. С постановкой к заводской стенке нагрузка на экипаж снизилась, офицеры, мичманы и контрактники стали чаще сходить на берег, больше времени уделять общению с родными и близкими людьми. И как говорят на флоте – наступило время небольшой расслабухи. Именно в этот период и должно было произойти празднование дня рождения уважаемого офицера. Учитывая не писанные корабельные законы, проведение мероприятия было запланировано на один день ранее самой славной даты.

Дождавшись двух с половиной звонков (звуковой сигнал, обозначающий покидание командиром корабля борта корабля) командир ракетно-артиллерийской боевой части накрыл скромный стол с приглашением своих лучших друзей и приятелей. В узкий круг вошли все командиры боевых частей, и даже старпом с замом (старший помощник командира корабля и заместитель командира корабля по воспитательной работе). После четвертого тоста, когда началось общее раскрепощение душ присутствующих, кто-то вспомнил давний случай, произошедший на флагманском корабле флота в кронштадтском доке. Слегка захмелевшие офицеры стали горячо обсуждать пресловутое событие из бригадной древности, но уже с современной колокольни. Прийти к общему мнению они никак не могли, хотя и предположили, что совершить подобную проверку корабельной службы в трезвом состоянии лично им было бы не под силу! Неожиданный телефонный звонок прервал спорщиков, хозяин каюты услышал в трубке спокойный голос кэпа:

– Ракетчик, ты мне офицеров не спаивай! Вижу без моего командирского контроля твой день рождения оставлять нельзя. Поэтому, принимаю решение вернуться на борт, готовьте рюмку, буду говорить тост!

Все присутствующие ошарашенно замолчали, ожидая прихода нежданного гостя. Недоумение офицеров сменилось на смирение, смешанное с глубоким пониманием роли пришедшего должностного лица на вышеназванном корабле.

За порогом каюты слегка наклонив голову, стоял командир собственной персоной. В его руках был небольшой сверток, как все поняли позже – подарок имениннику. Сурово сведенные к переносице длинные черные брови начальника, постепенно, но медленно стали выпрямляться, красивое с тонкими чертами лицо сбросило с себя маску негодования. И все сразу вспомнили, что командира нужно не только бояться, но и уважать!

– О чем спор, господа офицеры? произнес капитан второго ранга после поднесенной ему чарки горячительного напитка. Узнав о предмете разговора, он улыбнулся, поморщив брови, и утвердительно заявил, что об этом случае он не просто слышал, но и был ему свидетелем. И произошел он в его бытность молодым лейтенантом командиром артиллерийской батареи флагмана. Версию пьяного дебоша кэп отверг сразу и безапелляционно. Его ностальгический рассказ прозвучал не только интересно, но и весьма трогательно, и как всем показалось, очень правдиво. Затаив дыхание, все внимательно слушали повествующего.