Г. Кремчуков - От залива Креста до Иультина. Записки полярного геолога

Несмотря на желание деда остаться на Чукотке и на смену 1939—1940 года, ухудшение состояния здоровья не позволило ему осуществить это. В сентябре 1939 года врач экспедиции вынесла бескомпромиссный вердикт, что Кремчукову, как и ряду его коллег, необходимо возвращаться в Москву для прохождения лечения. Покидая Чукотку, Георгий Алексеевич не подозревал, что больше никогда не вернется на эту холодную негостеприимную землю, бывшую ему домом в течение двух лет. Но эти годы оказали, вероятно, решающее влияние на окончательное формирование его личности, на профессиональное становление, на формирование близкого круга друзей и коллег по дальнейшим проектам. Не побоюсь сказать, несмотря на последующие успехи и достижения, именно работа на Чукотке стала самым важным периодом в его жизни.

По возвращении в Москву Георгий Алексеевич подлечился, съездил в санаторий в Гурзуф и в начале 1940 года приступил к спокойной кабинетной работе в качестве редактора, а потом ответственного секретаря специализированного издательства «Госгеолиздат». Проживал он с семьей в комнате в знаменитом Доме полярников на Никитском бульваре. На деньги, заработанные на Чукотке, построил новый дом родителям в Плетниковке (в середине 1930-х годов там случился большой пожар, который уничтожил почти всю деревню), помог построиться братьям.

Короткий период между Чукотскими экспедициями и началом войны можно представить по воспоминаниям моей мамы, Наты Георгиевны Кремчуковой. Она вспоминает походы с матерью в Дом моды на Кузнецком мосту, зимние прогулки с отцом, игры с девочками – соседками по Дому полярников. Полтора года затишья, когда основная волна репрессий почти сошла на нет, и реальная угроза ареста и гибели отступила, и началом Великой Отечественной предстают в всполохах детской памяти милыми эпизодами жизни обычной советской семьи.

Сразу после начала Великой Отечественной войны (4 июля 1941 года) Георгий Алексеевич был переведен в Всесоюзный институт минерального сырья на должность начальника геолого-структурной партии, направлявшейся в Азербайджан на освоение того самого Дашкесанского кобальтового месторождения, которое он изучал вместе с Г.А.Крутовым в студенческие годы, и которому была посвящена его дипломная работа в МГРИ.

Время между назначением в Дашкесанскую партию и непосредственной отправкой на Кавказ можно представить по рассказам моей матери: «На Москву начались налеты немецкой авиации. Жители Дома полярников тоже прятались в бомбоубежищах. Многие взрослые после налетов ходили по крышам и собирали неразорвавшиеся зажигательные бомбы. Я однажды пробралась на чердак и выглянула на крышу. Там я увидела, как родители вместе с другими людьми собирают бомбы, а отец берет одну из них щипцами и опускает в ведро с песком. Однажды после налета утром я вышла на улицу и увидела, что напротив, через бульвар, разрушен дом. После войны его восстановили». В Дашкесан семья Кремчуковых отправилась в полном составе.

В Дашкесане происходила работа по организации добычи кобальта для последующего производства прочных сплавов для военной промышленности. Каких-либо подробностей про работу там мне никогда не рассказывалось, о ней можно судить только по нескольким ветхим копиям приказов из семейного архива и сухим записям в трудовой книжке. В одной из них сообщается, что «для более тесного контакта с организациями, непосредственно ведущими разведочные и эксплуатационные работы, 10.XI.41 г. весь состав Дашкесанской геолого-структурной партии ВИМС’а под руководством Г.А.Кремчукова Институтом временно передан Дашкесанкобальту». В декабре 1941 года Кремчукова назначают главным инженером Рудоуправления «Дашкесанкобальт», в августе 1942 года – заместителем директора, в июне 1943 года – главным геологом.

К сожалению, о работе деда в Дашкесане не сохранилось ни воспоминаний, ни заметок. Он был неплохим фотографом (в чукотских воспоминаниях представлены его снимки), но от военных лет не сохранилось ни одной фотографии. Известно лишь, что он несколько раз просился отпустить его в действующую армию, но каждый раз ему отказывали, обосновывая отказ ценностью его как специалиста на существующем участке работы.

В то время, когда Георгий Алексеевич врезался в недра кавказских гор, родная Вязьма в течение почти полутора лет была оккупирована немецкими войсками, в родной Плетниковке стояли фашистские части, около родной Христорождественской церкви в Ямской слободе было оборудовано немецкое солдатское кладбище. Вскоре после того, как в марте 1943 года Вязьма была освобождена в ходе Вяземско-Ржевской наступательной операции, дед получил телеграмму следующего содержания: «ПАПА ЖИВ МАМА УМЕРЛА 42 ГОДУ ВАНЯ АРМИИ КОЛИ СЕРЕЖИ НЕ СЛЫШНО». Отец, Алексей Васильевич Кремчуков погиб спустя два года, в 1945 году на станции Брасово под Брянском от ножа уголовника, братья Николай и Иван вернулись с фронтов, потеряв здоровье, брат Сергей был еще летом 1941 году репрессирован, когда в лагеря отправляли целые части, отступавшие под натиском немцев.

К концу 1943 года задачи, которые решал дед в силу своей профессиональной специализации, были выполнены, и он был отозван в Москву в распоряжение Комитета по делам геологии при Совнаркоме СССР, который в это время подключался к решению новой оборонной задачи – создания ядерного оружия – в части сырьевого обеспечения. Вернувшись в Москву, Кремчуковы обнаружили свою комнату в Доме полярников занятой соседями. Около месяца они ютились у знакомых на Тишинке, а в январе 1944 года переехали в 10-метровую комнату в Арсеньевском переулке, которую Елене Борисовне выдали после того, как она устроилась инженером по эксплуатации в Добрынинское жилищно-коммунальное управление.

1 февраля 1944 года дед был назначен начальником комплексной 1-й Украинской экспедиции Всесоюзного треста «Союзредметразведка», перед которой стояла задача по разведке урана в северном Приазовье, несколько месяцев назад освобожденном от немецких захватчиков. Вскоре Георгий Алексеевич отправился в Мариуполь, и с этого момента, и до конца его профессиональной деятельности его работа связана с разведкой и добычей урановых руд. Фактически только в декабре 1943 года советским руководством было принято решение начать активную разведку урановых руд, которая была организована Наркомцветметом в районе Донбасса и в Средней Азии. Профессиональных подробностей работы деда в этом проекте не сохранилось, но факты свидетельствуют – в 1945 и 1946 году были открыты Первомайское и Желтореченское урановые месторождения, уран из которых был использован для первой советской атомной бомбы.

За период работы в Приазовье в семейном архиве сохранились десятки писем, которые дед писал в Москву жене и дочери. Конечно, это не переписка классиков, большая часть писем посвящена признаниям в тоске по семье и бытовым вопросам и поручениям, но они дают довольно неплохое представление о том, чем жили «гражданские» в последний год войны – ожидание победы, трудовой энтузиазм, постоянная нужда. Ниже приведу несколько коротких выдержек из этих писем, иллюстрирующих эти разные переживания (орфография оригинала сохранена).