Борис Алексин - Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том II

Так или иначе, но вылежала Катя менее 10 дней и, несмотря на возражение врача, приступила к выполнению своих нелегких обязанностей.

А обязанности эти все расширялись: кроме муки, в ее ларьке стали появляться соль, кое-какие другие продукты и даже промтовары. Кроме того, директор завода решил использовать этот ларек и для реализации своей продукции. В ларьке стало продаваться повидло, вино и спирт.

Все это создавало дополнительные трудности в работе, и Катя превратилась в настоящую продавщицу магазина. Если мы вспомним ее предыдущую жизнь, то увидим, что никогда раньше ей не приходилось заниматься торговлей, и теперь, впервые столкнувшись с розничной продажей товаров населению, она испытала немало неприятностей и трудностей.

Но, несмотря на очень тяжелое положение, в котором Катя находилась, после установления более или менее регулярной связи с Борисом она в своих письмах ни единым словом о них даже не намекнула, а продолжала писать ему, что у них все благополучно, все здоровы, ни в чем особенно не нуждаются, и лишь беспокоилась о его здоровье.

Как много мужества и храбрости было у этой женщины!

Приближалась осень 1944 года. Жизнь в Александровке во всех отношениях входила в обычную колею. Также обстояло дело и в семействе Алешкиных. Но осень и будущая зима требовали от Кати новых забот. Ведь с этого года все трое детей пойдут в школу… Все вылезли из своих одежонок, да и износили их. Нужно думать о том, как и во что их одеть. Стал и второй вопрос: чем и как отапливаться зимой.

До войны топливом квартиру Алешкиных снабжали завод и больница. Во время боев, шедших вокруг станицы, а затем и в период оккупации ее фашистами, об отоплении как-то и не думали. Жгли, что попало под руку: плетни собственных огородов, заборы, разваленные сараюшки. Теперь все это восстанавливалось вновь, а дров не было.

Просьба Алешкиной о помощи в этом вопросе со стороны завода осталась без результата. Обращаться в больницу было бесполезно, там и сами-то не знали, чем будут топить.

После того как Эла услышала сетования матери на эту тему, она сказала:

– Мама, а почему бы не набрать валежника на том берегу Терека, там его много. Я, когда купалась и переплывала на ту сторону, так видела, собрать быстро можно будет.

– Что ты, дочка, а как его переправишь, моста-то еще через реку нет. Нет, это пустая затея.

Но достаточно самостоятельная девушка (а 15-летняя Эла к этому време ни действительно как-то незаметно превратилась из нескладного, долгоногого подростка в стройную, хорошо развитую девушку. Конечно, излишняя худоба от постоянного недоедания, да утомленный вид от большой домашней работы, выпадавшей на ее долю, немного портили ее, но, тем не менее, ее одноклассники, да и другие подросшие парни в станице стали заглядываться на нее.) решила поступить по-своему.

Хотя подходил к концу сентябрь месяц, в Александровке стояла ясная и теплая погода, да и вода в Тереке, по мнению Элы, была еще не очень холодна, и она решилась.

В один из дней, когда мамы не было дома, отважная девушка переплыла на противоположный берег, набрала внушительную вязанку хвороста и валежника, связала ее взятой из дома веревкой и поплыла с это вязанкой обратно. Дело это оказалось непростым. Бурное, быстрое течение горной реки вырывало из рук Элы вязанку, и, хотя большую часть дороги она брела по пояс и грудь, а плыть пришлось полтора-два десятка метров, тем не менее, вытолкнув наконец свою намокшую вязанку на берег, где ее поджидали сестренки, девушка, обессилев, повалилась на влажную гальку.

Общими усилиями хворост перетаскали в огород и разложили для просушки за маленьким хлевушком, стоявшим за избенкой. В этот день Эла смогла сделать еще только два рейса. Имея опыт, она уже не набирала больших вязанок, и пока шла по дну, несла вязанку на плече, а когда плыла, старалась держать ее на голове. Таким образом хворост не намокал, и течение вязанку не тянуло.

Такую, прямо скажем, непосильную для юной девушки работу, Эла делала в течение недели и сумела заготовить порядочно хвороста.

В вопросе отопления помог и сосед, рабочий завода Котов, привезший арбу ободранных кукурузных початков.

Алешкина, узнав о героическом поступке своей старшей дочери, хотя и побранила ее за легкомыслие, однако, в душе гордилась ей. На то, что сделала Эла, пожалуй, не решились бы и многие из мужчин.

Как бы то там ни было, но теперь зиму можно было встречать без боязни замерзнуть, а основания для этого были.

Мы еще не описывали, что представляла собой та хата, в которой теперь жила Алешкина.

Это была маленькая саманная хатенка, состоявшая из двух половинок. Первая, имевшая земляные полы, площадью около 9 квадратных метров, имела довольно большую печку-плиту, дымоход которой, проходя в стенке, отделявшей эту половину от другой, обогревал и последнюю. В этой комнате-кухне находилось одно окно, около которого стоял небольшой, грубо сколоченный стол и три табуретки. У стены находилась небольшая лавка, на ней часто спала Майя. В противоположной от оконца, выходившего в огород, стене находилась дверь, она вела прямо на улицу. Над ней находился небольшой навес, настоящих сеней не было.

Вторая половина дома имела полы, в ее стенах было три окна. Два выходили на улицу, а одно во двор. У внутренней стены стояла старая расширенная железная кровать, вывезенная из старого дома, несколько венских стульев и вторая узенькая кроватка под углом к первой. Эти кровати служили постелями для всех членов семьи. Посредине этой комнаты стоял квадратный стол, принадлежавший прежним владельцам дома. Иногда за ним ужинали, когда вся семья собиралась вместе (чаще ели на кухне), а по вечерам дети занимались.

Электрического освещения в доме не было, и девочки для своих занятий пользовались маленькой лампой-коптилкой, при ее же свете вела по ночам свои портняжные работы и Катя.

Почти вплотную к дому со стороны огорода был пристроен небольшой саманный же хлев, крытый кукурузной соломой. В нем похрюкивала довольно большая свинья, главное материальное богатство семьи и ее надежда на покрытие будущих расходов по экипировке девочек.

С этой свиньей произошла такая история.

После получения от Бориса первой значительной суммы денег в 1941 году, Катя сразу же решила их материализовать и приобрела хорошую свинку.

В конце 1942 года эта свинья опоросилась, и ко времени прихода немцев около нее бродило несколько штук маленьких розовых поросят. Проходившие в отступлении части Красной армии ненадолго задерживались в Александровке и размещались постоем по домам. Командиры подразделений, жившие несколько дней в квартире Алешкиных, уговорили Катю зарезать свинью, чтобы она не досталась немцам. Часть мяса Катя отдала красноармейцам, а небольшую его часть и сало отнесла к Матрене Васильевне в роддом. Его спрятали в погребе, и во время оккупации эти продукты оказали некоторое подспорье и семье Кати, и старушке акушерке. Поросят решено было не трогать.