Борис Алексин - Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 2

Из вещей мало что удалось продать. Нет совсем покупателей на большие вещи, так, кое-что из мелочей продала… Поля ушла в деревню…

Я теперь делаю все сама, только самую тяжелую работу делает за небольшую плату сторожиха из гимназии. Письмо твое из Москвы я очень скоро получила и очень тебе благодарна за него…

От дяди с Катей я тоже получила письмо. Как твое здоровье?

У нас теперь на службе масса работы; приходится даже иногда ходить заниматься по вечерам, что, конечно, очень утомительно. Как я и говорила, очень трудно теперь подыскать оказию, чтобы отправить Борю.

Пишу тебе через Катю, так как не знаю, удобно ли тебе писать на дом. Пожалуйста, напиши мне об этом подробно и обстоятельно, так как для меня очень важно знать, куда и как адресовать тебе.

Пока крепко целую тебя. Женя тоже.

Боря у Стасевичей много работает, загорел и окреп, хотя, кажется, и похудел немного. Питается хорошо, конечно, гораздо лучше, чем мы.

Пиши.

Твоя Е. Неаркина.

Напиши подробно кинешемский адрес.

Варвара Степановна умерла через две недели после начала болезни».

Прочитав приведенное письмо, неискушенный читатель может подумать, что тетя Лёля знает Борину жизнь, часто видится с ним и проявляет о нем заботу как близкая родственница. Так, между прочим, думал и дядя Митя. На самом деле всё обстояло по-другому.

И если действительно Елена Болеславовна пыталась как-то оформить для племянника пенсию, чтобы уже с совершенно спокойной совестью окончательно сбыть его с рук, то, конечно, она совсем не думала о том, чтобы принять какое-нибудь участие в воспитании мальчика.

О том, как он живет у Стасевичей, она знала только по рассказам своей дочери. Между прочим, получив окончательный отказ в пенсии для Бори и одновременно разрешение на помещение его в приют, который открывался на базе Санаксырьского монастыря, она, встретившись с Яниной Владимировной, не замедлила это ей предложить. Стасевич, успевшая полюбить мальчугана, свято чтившая память Марии Александровны и уверенная, что та никогда бы не допустила, чтобы ее внук был помещен в приют, от предложения его тётки категорически отказалась и даже высказала своё неодобрение самой мысли об этом. Она заявила:

– Боря у нас живет как сын, мы ни в чем не отделяем его от Юры, у него много недостатков, но он очень добрый и, вообще-то, хороший мальчик. Пока мы будем иметь возможность, мы будем его держать у себя. Вам он никогда не будет в тягость. Не будем больше.

Этот разговор слышал Юра, передал его содержание Боре, а тот, набравшись духу, зашел в комнату Стасевичей и сказал:

– Янина Владимировна, я буду всегда вас слушаться. Я не буду шалить, только, пожалуйста, не отдавайте меня в приют.

Та обняла его, поцеловала, и, гладя по голове, сказала:

– С чего ты взял, что мы собираемся тебя куда-нибудь отдавать? Вот приедет твой папа, ему тебя и отдадим. Иди занимайся своими делами.

На другой день Стасевичи, посоветовавшись, решили оставить мальчика у себя навсегда или, по крайней мере, до тех пор, пока его отец не потребует сына к себе. Они решили это сделать в память о Марии Александровне Пигуте, бывшей для них самой близкой из всех знакомых людей Темникова, а также и потому, что даже во время недолгого пребывания у них Бори он им понравился своим добросердечием, живостью и безотказностью при выполнении любой работы.

После похорон Варвары Степановны ребята вернулись в лес и сразу же были вынуждены выполнять новое поручение – полоть капусту. После полки картошки эта работа им показалась совсем легкой, и они с заданными уроками справлялись шутя. А все свободное, послеобеденное время проводили по своему усмотрению. Конечно, прежде всего они забирались в «воздушный дом» и, лежа на помосте под горячими лучами июльского солнца, вдыхая смолистый запах еловых ветвей, обдуваемые легким ветерком, слегка покачиваясь, с увлечением читали какое-нибудь приключение, описанное Буссенаром, Жаколио или Майн Ридом. И хотя многие из этих приключений перечитывались уже не один раз, они представляли все такой же интерес.

Это не значило, конечно, что они только и делали, что лежали на своем помосте. Нет!.. Они бегали на озеро, ходили в лес за ягодами и грибами, принимали участие в покосе; сгребая и вороша сено, перевозя его во двор и помогая сметать на сеновал. В те годы стогов на местах покосов не оставляли, во-первых, потому, что покосы Стасевичей находились на лесных полянах и оставление сена на них, когда в лесу бродили шайки «зеленых», могло привести к возникновению пожара, и, во-вторых, потому, что укараулить эти стожки, находившиеся довольно далеко от конторы лесничества, было очень трудно. Вот и приходилось складывать сено на сеновал.

Лето летело незаметно: одно дело или интересное занятие сменялось другим, и вскоре Боря настолько привык к своему новому дому, что ему его жизнь у бабуси, когда он ничего не делал, а занимался играми, развлечениями и лишь иногда немного помогал Юзику Ромашковичу, но и, конечно, учился, стало казаться какой-то далекой и не совсем реальной сказкой.

Теперь он уже знал, что он должен и может выполнять много полезной и нужной работы и что она встречает одобрение у старших.

Но вот однажды за обедом Иосиф Альфонсович предложил кому-нибудь из ребят, по их желанию, помочь ему в работе на пасеке. Наступило время, когда было нужно снимать с ульев магазины, вырезать часть сотов из колод и откачивать на медогонке мед из снятых рамок. Работа эта требовала много времени, пасека у Стасевича за последние годы увеличилась. Теперь она составляла 14 семей, и уход за ней требовал немало времени. Стасевич надеялся, что постепенно приучит ребят к работе на пасеке, а сам от нее сможет освободиться. У него было много дел и на службе, и по остальному хозяйству.

При первом же упоминании о пчелах Юра побелел и заявил, что он готов делать какую угодно работу, только не на пасеке.

Боря же, наоборот, сразу согласился на предложение Иосифа Альфонсовича. Правда, он не совсем хорошо представлял себе ее, и как нам думается, выразил такое горячее желание не столько из большого трудолюбия, сколько из-за желания полакомиться медом. Он был большой сластена, а Стасевич, приглашая ребят к себе в помощники, объявил, что тот, кто будет работать на пасеке, получит право есть меда столько, сколько захочет.

Однако Юра так боялся пчёл, что даже эта «медовая» перспектива его не соблазнила.

Между тем, приглашая ребят для работы на пасеке, Иосиф Альфонсович надеялся, что его сын преодолеет свою боязнь и, если не один, то вместе с товарищем, согласится в ней участвовать, Юрин отказ его и огорчил, и рассердил. Человек довольно своенравный и вспыльчивый, он тут же разгневался и сурово заявил Юре: