Борис Алексин - Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 1. Том 2

Всю домашнюю работу Борис выполнял наравне с Юрой и справлялся с ней не хуже последнего. Оба старших Стасевича относились к нему как к своему собственному ребенку: также его наказывали, также ласкали. Кстати сказать, особенными ласками, как это было принято в семье бабуси, взрослые члены семьи у Стасевичей детей не баловали. Вместе с тем определенные для каждого из ребят обязанности спрашивали довольно строго. И Боре, в общем-то, большому разгильдяю и лентяю, пришлось основательно перестраиваться. И по всей вероятности, то, что Стасевичи для него все-таки были не родными, сослужило ему в этом неплохую службу. Хотелось ему перед ними, и в особенности перед Иосифом Альфонсовичем, не ударить в грязь лицом; хотелось ни в чем не отставать от Юры, вот он и тянулся, стараясь выполнять поручаемую ему работу как можно лучше и быстрее. От этого выигрывали обе стороны.

Само собой разумеется, с Борей, как и со всеми остальными членами семьи, Стасевичи разговаривали по-польски, и этим он отличался от всех остальных русских (работников и прислуги), живших в доме.

Гости, появлявшиеся время от времени у Стасевичей, приезжавшие откуда-нибудь издалека, считали, что в их семье три ребенка, два сына и одна дочь; и хозяева не всегда их в этом разубеждали.

Прошло полгода со смерти Марии Александровны Пигуты, а ее внук настолько акклиматизировался в семье Стасевичей, что ему, да и им также представлялось, что он живет у них много лет, что по-другому никогда не было, да и быть, кажется, не может. Свою ближайшую родственницу, тётю Лёлю, Боря не встречал: к Стасевичам она не ходила, а навещать её у него никакого желания не было. Переписка с дядей Митей у него заглохла; кажется, после своего первого и, пожалуй, единственного письма, написанного летом, за все время пребывания у Стасевичей он ему так больше и не написал. Да и от него ни одного письма не получил.

Новый учебный год начался первого октября 1919 года. Боря пошел в пятый класс своей «Саровской», как ее многие продолжали называть, школы, Юра в бывшую старую мужскую гимназию – во второй класс второй ступени. Занятия в школах хотя и начались почти вовремя, по своему содержанию оставляли желать много лучшего. Особенно неудовлетворительно они были поставлены в третьей советской школе первой ступени, где учился Алёшкин. После смерти Пигуты заведующего подобрать не могли, а временные заместители менялись чуть ли не по два в месяц. Это влияло на дисциплину и разлагало и учеников, и учителей, отражалось на качестве учебы также и полное отсутствие твердых программ. Многим учителям для своих предметов приходилось программы придумывать самим. Некоторые из учителей наименее добросовестные не имели вообще никаких программ и планов и, приходя в класс, иногда даже не представляли себе, что они на этом уроке будут делать. Ученики это замечали, и поэтому на этих уроках в классах творилось нечто невообразимое.

Нередки бывали случаи, когда ученики от такого педагога уходили с уроков всем классом, а затем или бродили по улицам, или затевали драки с учениками другой школы. Нередко зачинщиком в этом деле был Борис Алёшкин.

Как бы то ни было, время шло, кто-то из педагогов кое-что рассказывал или объяснял, и новые знания, хотя и в очень скудном количестве, ученики, в том числе и наш герой, получали.

Кстати сказать, никаких отметок в этот период ученикам не ставили, уроков на дом не задавали, все это считалось признаками проявления старого режима, поэтому подготовка к занятиям, усваивание нового материала зависели исключительно от способностей учеников. И надо прямо сказать, что если Борис Алёшкин в числе немногих учеников и вынес какие-то новые знания за время обучения в пятом классе первой ступени, то произошло это из-за его отличной памяти, незаурядных способностей и большой любви к чтению.

Читал он все подряд и с одинаковым увлечением, в том числе и учебники.

В других темниковских школах дело с занятиями обстояло немногим лучше. Выделялась школа, размещавшаяся в бывшей женской гимназии, которой заведовала Анна Захаровна Замошникова. Безусловно, лучше были поставлены занятия в школах второй ступени.

Во всех школах по-прежнему учеников кормили бесплатными горячими обедами. Питание было скудным, далеко не всегда вкусным, но для многих существенным подспорьем. Жизнь большинства горожан, не имевших какого-либо хозяйства, была тяжела. Деньги, получаемые в виде жалования, были настолько дешевы и так быстро падали в своей стоимости, что часто на базаре происходили такие случаи: утром тот или иной продукт стоил сто рублей за фунт, а к вечеру он же продавался за двести. Деньги, или, как их тогда чаще называли, «совзнаки», печатались достоинством в тридцать, шестьдесят и девяносто рублей и не разрезались на отдельные купюры, а так листами в двадцать, тридцать штук и переходили из рук в руки. Довольно часто, во всяком случае, не реже чем раз в полгода, одни дензнаки сменяли другие, причем старые, как правило, падали в стоимости в десять, а то и в сто раз. В памяти Бори так и сохранились эти деньги как большие, чуть ли не с газету листы, из довольно плотной бумаги, окрашенные в бледно-розовый или бледно-фиолетовый цвет.

В это время на базаре среди крестьян ходили еще и старые, царские, бумажные и серебряные рубли и «керенки», все они расценивались по-разному, и разобраться во всей этой денежной путанице было нелегко.

Стасевичи, в числе немногих жителей Темникова, особых неудобств от этой неразберихи с деньгами не имели. Они в этот период жили в сущности «натуральным» хозяйством, обеспечивая себя всем необходимым из лесничества и используя запасы довоенного времени. Единственной ахиллесовой пятой их экономики являлась одежда. Ребята ее быстро рвали и изнашивали. Особенно в трудном положении был их приемыш Борис. С собой он принес очень мало, и в течение первого же лета все запасы одежды его почти полностью пришли в негодность. После Юры годного к носке тоже оставалось очень мало, и это начало серьезно беспокоить Янину Владимировну.

Но, конечно, ни Юру, ни тем более Борю эти проблемы не тревожили, они оба, особенно последний, на свою одежду не обращали никакого внимания. Грязные или разорванные штаны или рубаха трагедии в его жизни не создавали, слишком часто это случалось, и обращать внимание на какую-нибудь новую дырку или пятно, право же, не стоило. В жизни было гораздо больше более «значительных» дел, вот, например, одно из них.

После смерти Варвары Степановны Травиной заведывание городской библиотекой поручили Алексею Владимировичу Армашу. Само собой разумеется, что Боря, как один из друзей сына Алексея Владимировича – Володи, благодаря этому получил беспрепятственный доступ не только ко всем библиотечным полкам, но и к тем кучам старых книг, которые были привезены из помещичьих имений и свалены на чердаке библиотеки. Когда эти книги свозились, рассматривать более или менее подробно, разбирать их было некогда и некому. Те книги, главным образом произведения русских классиков, которые можно было сразу пускать в выдачу, разместили в библиотечных шкафах, не уместившиеся сложили в углах библиотечных комнат. Книги на иностранных языках и старые иллюстрированные журналы в беспорядке свалили на чердаке, с тем, чтобы впоследствии разобраться в них. Пока же главными исследователями этого богатства стали мальчишки Алёшкин и Армаш.