Лео Яковлев - Достоевский: призраки, фобии, химеры (заметки читателя).

«Нашему царю определено судьбой поправить наше упущенное влияние на Востоке. Задача очень легка теперь, ибо 2/з дела уже сделано самой логикой вещей. Теперь уже ясно, что славянам нельзя жить у турок и никакие гатти-гумагоны не помогут. Надо, во всяком случае, придумать новую комбинацию. Но, повторяю, Англия придумает по-своему, она освободит славян, но сама, а нам и понюхать не даст. И пусть нам же в карман. Благодетеля всегда ненавидят, и славяне, облагодетельствованные Англией, потянутся к нам. А мы облагодетельствуем, то, напротив, потянутся к Англии».

«От своих пророков и поэтов наше общество требует страсти и идеи. (Будем честными.) Все вообще жаждем осмыслить и узнать великую идею, к которой мы способны».

«Прежде всяких вопросов, что из нас выйдет и что мы будем, надо просто-запросто стать русскими. Нам это легко, ибо если пропали мы, то остался русский народ. Он весь цел и здоров. Ура! Гнилому гнить, а здоровому жить».

«Коммунизм мог явиться в конце только прошлого царствования, в котором завенчана была петровская реформа и когда русский интеллигентный человек дошел до того, что за неимением занятия стал цепляться за все бредни Запада…»

«Социализм, коммунизм и атеизм — самые легкие три науки. Вбив себе их в голову, мальчишка считает уже себя мудрецом».

«Главная педагогия — это родительский дом».

«Одна из характернейших черт русского либерализма — это страшное презрение к народу и взамен того страшное аристократничание перед народом (и кого же? каких-нибудь семинаристов). Русскому народу ни за что в мире не простят желания быть самим собою».

«Все черты народа осмеяны и преданы позору».

«Новейшая сатира тем бесплодна, двусмысленна и даже вредна, что не умеет или не хочет сказать, что хочет».

«О войне что сказать Россия должна? Война решит перемену направления».

«Восточный вопрос — русский по преимуществу, национальный, народный и всегда популярный».

«В поэзии нужна страсть, нужна ваша идея, и непременно указующий перст, страстно поднятый. Безразличие же и реальное воспроизведение действительности ровно ничего не стоит, а главное — ничего и не значит».

«Отсутствие Бога нельзя заменить любовью к человечеству, потому что человек тотчас спросит: для чего мне любить человечество? »

«Нынче век силы чугунной (и убеждения чугунные, должно быть)».

«Обязанность не знать высшей цели и жизни вечной, а заменить ее любовью к человечеству, переданная этой несчастной с совершенно неразъясненным вопросом: для чего же я буду любить человечество?»

«У иных могут быть не только убеждения, но и что-нибудь еще чугунное».

«Англичанин прежде всего старается быть англичанином и сохраниться в виде англичанина, и любить человечество не иначе, как в виде англичанина.

Мы настолько же русские, насколько и европейцы, всемирность и общечеловечность — вот назначение России. Действительно, несем в своем зародыше какую-то сущность общечеловека и впредь так будет, и народ, развившись, такой будет.

Посмотрите на великоруса: он господствует, но похож ли он на господина? Какому немцу, поляку не принужден он был уступать. Он слуга. А между тем, тем-то — переносливостью, широкостью, чутьем своим он и господин. Идеал его, тип великоруса — Илья Муромец.

Таким образом, чем сильнее мы разовьемся в национальном русском духе, тем сильнее отзовемся и европейской душе, примем ее стихии в нашу и породнимся с нею духовно, ибо вот это всечеловечность, и… и, может быть, и им, европейцам, стали бы полезны, сказав и им наше русское особое слово, которое они еще, развившись насильственно, еще не слыхали. Наша способность языка, понимания всех идей европейских, сердечное и духовное ее усвоение — всё это, чтоб разрозненные личные народные единицы соединить в гармонию и согласие, и это назначение России. Вы скажете, это сон, бред: хорошо, оставьте мне этот бред и сон.

Я объявляю (пока еще без доказательств) , что любовь к человечеству — немыслима, непонятна и совсем невозможна без совместной веры в бессмертие души человеческой. Пусть пожмут плечами мудрецы наши, но эта истина мудренее их мудрости, и я верую, непременно станет когда-нибудь аксиомой во всем человечестве».

«Как-то не хватает тех связей, которые соединяют человека с жизнью, как-то слабее и ничтожнее становится он».

«Либеральное наше европейничанье. Разрыв с народом. Презрение к народу (это демократов-то). Они идут в народ, народ их бьет, и вот они враги народу и презирают его. Он дескать ни на что не способен. Изучать правду народную не хотят».

«Летающие пощечины, сладость самоунижения. Жидовское царство при этом».

«Если отсутствие высшего смысла в бессмертии, то и гражданского».

«Весь православный Восток должен принадлежать православному царю, и мы не должны делить его (в дальнейшем на славян и греков)».

«В славянском вопросе не славянство, не славизм сущность, а православие».

«Без детей ни брака, ни семейства, ни жизни. Благородного подвига жаждут, ни Бог, ни судьба не пошлет, а дети и неспособного на благородный подвиг — дадут сделать благороднее. Дети благородят».

«Движения нет в народе. Да разве в характере нашего народа эти движения».

«Сознание и любовь, что, может быть, и одно и то же, потому что ничего вы не сознаете без любви, а с любовью сознаете многое».

«Христианство есть доказательство того, что в человеке может вместиться Бог. Это величайшая идея и величайшая слава человека, до которой он мог достигнуть».

«Любя яблоко, можно любить человека».

«Наша демократия так же древна, как и Россия, а у тех [в Европе] с [17]89-го года».

«Общечеловек. Россия — новое слово: В том-то ее и национальность».

«Отрицают движение. Что же кричал народ? Стало быть, не было движения».

«Я двух дней не проживу с кем-нибудь в одной комнате».

«Я не спал. Отнесли, и… уже только в могиле мне показалось: как же это я умер, а всё знаю, только шевелиться не могу».

«Эгоисты капризны. Нежелание связать себя никаким долгом. <���…> Эгоизм и страстное желание покоя и лени рождают желание освободиться от долгов, а вместе с тем и странное требование от всех к себе долгов. Неисполнение этих долгов к себе самому принимается как обиды, сердцем».