Натан Гимельфарб - Записки опального директора

На второй же день пребывания на взморье поехал в Ригу, чтобы навестить семью Полечки. Они снимали комнату недалеко от центра и, как всегда, были влюблены в свою хозяйку. Было воскресенье, вся семья была в сборе. Володе приходилось усердно заниматься, так как он многое позабыл из школьной программы за годы армейской жизни, а требования в училище были такие же, как во всех технических вузах. Полечка, как и следовало ожидать, всецело посвятила себя уходу за детьми и мужем. Валерочка, хоть ему уже исполнилось четыре года, ещё просился на руки, а Боренька, которому ещё и года не было, вообще с рук не сходил. В семье все любили вкусно поесть, всех нужно было обстирать. А еще надо было не пропустить очереди за продуктами и на рынок поспеть. Нередко она ещё и хозяйке помогала. Так что и здесь она была такая же затурканная, как в Красилове и Староконстантинове, если не больше. Всё же двое детей стало и каждого из них она любила больше всех.

Однако ни она, ни Володя ни на что не жаловались и никакой помощи не просили. По случаю моего приезда был устроен барский обед с дорогими напитками и деликатесными закусками, и нельзя было сказать, что в этой семье от получки до получки постоянно не хватает денег.

В следующее воскресенье семья в полном составе приехала навестить меня. Был один из тех солнечных дней, которые так редко бывают здесь в конце августа. Мы провели весь день на пляже и я даже санаторный обед пропустил, наслаждаясь красной икрой, крабами, воблой с пивом и Полечкиными пирожками, в изготовлении которых она была непревзойдённым мастером. Всем этим нас в санатории не потчевали. Вода в море была сравнительно тёплой и все с удовольствием купались. Даже детям было позволено помочить в морской воде ножки.

Я ещё несколько раз встречался с семьей Полечки и мы обговорили все волновавшие их проблемы.

Хорошо отдохнув на берегу Рижского залива, я в хорошем настроении покидал Булдури и гостеприимную семью Елизаровых, чтобы с новыми силами взяться за большую работу, которая меня ожидала.

Моё настроение испортилось в день приезда в Молодечно, когда прочитал прибывшую на мой домашний адрес телеграмму прокурора Орши Рогольского, требовавшего моей явки для допроса в качестве свидетеля по делу о недостаче продукции на холодильнике. Напрасно я считал, что дело это давно закрыто на основании технологической экспертизы, выполненной Кравчуком.

Срок явки на допрос давно истёк и я, не приступая к работе, отправился в Оршу. Хотелось перед явкой в прокуратуру побывать на комбинате, чтобы выяснить обстановку, но, чтобы избежать возможные упрёки по этому поводу, поехал прямо на допрос.

Прокурором города был Михаил Маркович Рогольский, который работал в этой должности с 1944-го гола, со времени освобождения Орши от немецкой оккупации. Он неоднократно вызывал меня н раньше по ходу следствия, У меня сложилось мнение, что Рогольский полностью мне доверяет, хорошо ко мне относится, и я проникся к нему большим уважением. Он разительно отличался от всех других следователей и прокуроров, с которыми мне доводилось иметь дело в течении пяти лет моей работы в Орше. Я не раз задавался вопросом, почему Рогольского долго держат на такой высокой должности, несмотря на его чисто еврейское происхождение и довольно смелое, независимое поведение.

Михаил Маркович не заставил меня долго ждать в приёмной и принял, как только ему доложили о моём приходе. Свою беседу он начал с извинения за вызов на допрос и объяснения причин вынудивших его это сделать. Среди них было откровенное признание вмешательства партийных органов, требующих закончить следствие и передать дело в суд.

Он допросил меня по всей форме и добросовестно записал мои ответы на поставленные вопросы. Они шли в унисон с известным мне заключением Кравчука, обосновавшем возможность списания имевших место потерь путём применения действующих норм естественной убыли. Я также пояснил прокурору, что руководство работой холодильника принял на себя директор и поэтому за работу этого цеха я не отвечал.

Прочитав написанный Рогольским протокол допроса, я пришел к выводу, что мои ответы изложены верно и прокурор не имел желания воспользоваться ими для поиска оснований привлечь меня к ответственности.

Одновременно я тогда понял, что партийные органы ничего не забывают и с ними лучше не вступать в противоборство. Их требование о привлечении меня к уголовной ответственности по делу о недостаче на холодильнике безусловно было связано с моей неудавшейся попыткой взять под защиту незаконно уволенного Уткина.

Я также ещё раз убедился в том, что даже в то трудное время партийной диктатуры, в органах прокуратуры встречались высоко порядочные и честные люди, для которых соблюдение закона было важнее любого диктата.

С Анечкиным братом Борей мы вели регулярную переписку и были в курсе всех его житейских дел. Как я уже упоминал, с ним нас связывала общность взглядов и интересов, а отношения из родственных переросли в высшую степень дружественных. Он близко воспринимал все наши жизненные неудачи, гонения, уголовные преследования и как мог поддерживал нас.

Когда над нами нависла угроза уголовной ответственности по делу о недостаче консервов, Боря приезжал к нам в Оршу, чтобы советом и делом укрепить нашу веру в победу справедливости. В те дни, когда, как нам казалось, от нас все отвернулись, его поддержка была особенно важной и ценной.

После окончания Одесского мединститута они с Люсей работали врачами и с самого начала их трудовой деятельности жили намного лучше нас. Этому способствовала и частная практика Бори, который делал кардиограммы на дому. Он имел собственный портативный аппарат, который в своё время предусмотрительно привёз из Германии. Такая медтехника была тогда очень дефицитна и услуги Бори пользовались большим спросом. Кроме того они привезли из Германии много ценных вещей и добротной одежды, что надолго исключило необходимость расходов на эти цели.

В мае 1948-го года у них родилась дочь Светочка, ставшая кумиром для молодых родителей. С первых дней жизни ей не было ни в чём отказа и для неё приобреталось всё, о чём она ещё и мечтать не могла.

В доме Бойко, на углу улиц Ленина и Жуковского, в самом центре Одессы, они прожили недолго, главным образом из-за ревности второй племянницы их госпитального шефа - Мальвины, которая была примерно Бориного возраста и давно имела на него виды. Она была дочерью очень богатых еврейских родителей и надеялась, что её природная красота, богатство и еврейское происхождение сработают в её пользу, и Боря отдаст ей предпочтение перед своей “шиксой” Люсей. Когда же у Крепсов родилась дочка, в которой отец души не чаял, надежды Мальвины рухнули и она потребовала выселения молодожёнов из их общей квартиры. Мать Мальвины была родной сестрой жены Бойко, а отец, Юлий Лидольев, начальником крупной снабженческой организации в Одессе. Их связывало не только близкое родство, но, наверное, другие интересы, которыми Бойко не мог пожертвовать ради своей племяницы Люси. Пришлось подчиниться требованию богатых родственников о выселении Бориной семьи. Не без помощи денег Лидольев и Бойко “устроили” Боре небольшую двухкомнатную квартиру в непрестижном районе за вокзалом, куда они были вынуждены переселиться.