Натан Гимельфарб - Записки опального директора

Неправомерность таких манипуляций была понятной не только рядовому бухгалтеру, знакомому с порядком списания естественной убыли, но и любому здравомыслящему человеку, рассудок которого в состоянии понять, что к нормам убыли обращаются тогда, когда выявляется недостача на складе. Об этом гласят все инструкции и положения о порядке применения норм естественной убыли, но ревизоры не желали слушать объяснения и читать инструкции.

Пользуясь неограниченной властью, методами угроз и запугивания, Комитет народного контроля вынудил руководителей Управления статистики БССР, “Минмясомолпрома” республики, Госторгинспекции и других организаций отказаться от своих письменных разъяснений. Некоторых из них удалось даже заставить выступить в поддержку обвинений, выдвинутых в мой адрес.

Так, однако, поступили далеко не все. Министр Союза Антонов обратился с письмом к Машерову с просьбой вмешаться и положить конец необоснованным обвинениям и издевательствам над руководителями одного из лучших предприятий страны. Эта позиция руководителя отрасли осталась неизменной.

Первый секретарь Могилёвского обкома партии Прищепчик отказался рассматривать вопрос о привлечении меня к партийной ответственности даже тогда, когда Лагир угрожал ему жалобой в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС.

Управляющий Могилёвской областной конторой Госбанка Заставнюк не подчинился требованию Лагира о применении штрафных санкций к комбинату за выставление якобы безтоварных накладных на оставленную на хранение продукцию. На заседании Комитета ему был объявлен строгий выговор, но он остался верен своей принципиальной позиции.

Правомерность операций по закладке мяса в резервные фонды и включения его стоимости в объём реализованной продукции до конца отстаивали начальник Управления поставок Минмясомолпрома БССР Гончарук и главный бухгалтер министерства Нейфах (оба получили по выговору). Они также подтвердили, что так поступали все предприятия отрасли и иной порядок немыслим.

В силе остались разъяснения ЦСУ СССР и “Минмясомолпрома” Союза о включении в объём реализации проданной и оставленной на хранении продукции, и порядке отражения в отчётности рекламаций.

Однако всё это не помешало Лагиру признать выводы ревизии КРУ Минфина БССР обоснованными и вопрос “О нарушениях государственной, производственной и финансовой дисциплины на Могилёвском мясокомбинате” был вынесен на рассмотрение Комитета народного контроля БССР.

Заведующий отделом пищевой промышленности КНК Бусько ознакомил меня с проектом постановления об отстранении с занимаемой должности и денежном начёте. По поручению Лагира он предложил мне отказаться от своих объяснений, признать материалы ревизии, привлечь к ответственности работников комбината, непосредственно виновных в допущенных нарушениях, и в этом случае Комитет, возможно, ограничится строгим взысканием с предоставлением мне возможности выхода на почётную пенсию. В следующем году я мог выйти на досрочную пенсию, как инвалид Отечественной войны, а с учётом многолетней работы руководителем предприятия и присвоенным званием Заслуженного изобретателя БССР, я имел право на персональную пенсию республиканского значения.

Такая возможность мне предоставлялась якобы потому, что Лагир высоко ценил мои ратные подвиги в войне и заслуги перед Родиной в мирное время.

Я поблагодарил за признание заслуг, но изменить свои объяснения и согласиться с выводами ревизии о приписках и злоупотреблениях отказался. Не было и уверенности, что предложенный компромисс заслуживает доверия. Скорее всего это была последняя попытка заставить меня капитулировать и признать свою вину.

О разговоре с Бусько я доложил Баврину, который одобрил моё решение и заверил, что на заседании Комитета будет придерживаться мнения коллегии “Минмясомолпрома” БССР по материалам ревизии.

Несмотря на выводы ревизии, “Минмясомолпром” СССР по итогам работы за первый квартал 1978-го года вновь присудил комбинату Переходящее знамя и денежную премию. Возможно Союзное министерство таким образом решило подтвердить, что оценка трудовых заслуг коллектива на протяжении многих лет была заслуженной, а также противопоставить своё отношение к его руководителям, которые подвергались гонениям и преследованиям со стороны правоохранительных органов республики.

Накануне первомайских праздников, вручая награду на торжественном собрании коллектива, заместитель министра Коношенко заверила, что Министерство высоко оценивает трудовой подвиг работников комбината и выразила надежду, что Переходящее знамя Союзного министерства надолго сохранит свою прописку на Могилёвском мясокомбинате.

Мне же она сказала по секрету, что я должен изменить место работы. И чем скорее, тем лучше, ибо вырваться из железных когтей Лагира мне будет всё труднее, а вскоре вовсе окажется невозможным. Любовь Александровна утвеждала, что такого же мнения придерживается и Антонов, который готов предоставить мне работу в одном из областных центров Подмосковья. Она, в частности, предложила Тулу, где требовался генеральный директор объединения мясной промышленности.

Я поблагодарил за доверие, но от перевода на другую работу отказался до того, пока не докажу свою невиновность в предъявленных мне обвинениях.

На Первомайской демонстрации коллективу по-прежнему было представлено место в первой колонне, во главе которой развевались Памятные и Переходящие знамёна, которыми коллектив был награжён за трудовые успехи в восьмой и девятой пятилетке. Наверное, таким образом партийные органы города и области решили подчеркнуть, что их отношение к предприятию осталось прежним.

Однако, поддержка и доверие Союзного министерства и местных партийных органов не пошли нам на пользу. Они озлобили теперь уже не только Лагира, но и Машерова. Он потребовал привлечения меня к партийной ответственности. Не подчиниться воле Первого секретаря ЦК было невозможно. Единственное, что позволил себе Прищепчик, было решение передать вопрос на рассмотрение Октябрьского райкома партии, несмотря на то, что я был кандидатом в члены обкома.

Секретарь райкома Людоговский посоветовал мне принять партийное взыскание, как должное в сложившейся ситуации, ибо сопротивление и возражения могут быть чреваты тяжёлыми последствиями. Бюро райкома, почти без обсуждения, объявило мне строгий выговор. Это было первое взыскание за тридцать лет пребывания в партии. Вывести меня из состава обкома Прищепчик отказался.

После Первомайских праздников мне позвонил Бусъко и вновь предложил представить Комитету народного контроля приказ о наказании конкретных виновников вскрытых недостатков. Я подтвердил свое прежнее отношение к предъявленным обвинениям и услышал в ответ откровенную угрозу: