Анри Труайя - Иван Тургенев

В каждом письме ко всем своим русским друзьям он поверял это чередование чувств восхищения и разочарования: «Толстой изменился во многом и к лучшему – но скрып и треск его внутренней возни все еще неприятно действует на человека, нервы которого без того раздражены». (Письмо к Анненкову от 16 (28) февраля 1857 года.) «С Толстым я все-таки не могу сблизиться окончательно: слишком мы врозь глядим». (Письмо к Колбасину от 8 (20) марта 1857 года.) «Несмотря на все мои старанья, сердечно сблизиться с Толстым я не могу. Он слишком иначе построен, чем я. Все, что я люблю, он не любит – и наоборот. <<���…>> Но из него выйдет человек замечательный – и я первый буду любоваться и рукоплескать – издали». (Письмо к Анненкову от 9 (21) марта 1857 года.) «Толстой начинает приучаться к терпимости и спокойствию; перебродит это вино – и сделается напитком, достойным богов». (Письмо к Боткину от 23 марта (4) апреля 1857 года.) Толстой в свою очередь писал Боткину о Тургеневе: «Он жалок ужасно. Страдает морально так, как может только страдать человек с его воображением». И, наконец, своей родственнице Татьяне Ергольской: «Его несчастная связь с Полиной Виардо и его дочь держат его здесь в климате, который ему вреден, и на него жалко смотреть. Никогда не подумал бы, что можно так любить». (Письмо на французском языке от 30 марта (11) апреля 1857 года.)

Однако, если один раз Толстой жалел Тургенева, то назавтра – жестоко осуждал его. И как когда-то в Санкт-Петербурге тщательно записывал эти перепады в настроении в своем личном дневнике: «Обедал с Тургеневым и было легко… он просто тщеславен и мелок». (17 февраля (1) марта 1857 года.) «Сидел с Тургеневым часа три приятно». (20 февраля (4) марта 1857 года.) «И опять вечер славно провел у Тургенева за бутылкой вина и камином». (21 февраля (5) марта 1857 года.) «Тургенев ни во что не верит, вот его беда, не любит, а любит любить». (25 февраля (9) марта 1857 года.) «За обедом сказал ему, чего он не думал, что я считаю его выше себя». (26 февраля (10) марта 1857 года.) «Тургенев скучен. Увы! Он никого никогда не любил». (1 (13) марта 1857 года.) «Зашел к Тургеневу. Он дурной человек, по холодности и бесполезности, но очень художественно-умный и никому не вредящий». (4 (16) марта 1857 года.) «Зашел к Тургеневу. Нет, я бегаю от него. Довольно я отдал дань его заслугам и забегал со всех сторон, чтобы сойтись с ним, но это невозможно». (5 (17) марта 1857 года.) «В 5 зашел Тургенев, как будто виноватый; что делать, я уважаю, ценю, даже, пожалуй, люблю его, но симпатии к нему нету, и это взаимно». (7 (19) марта 1857 года.) «Пошел к Тургеневу. Он уже не говорит, а болтает; не верит в ум, в людей, ни во что». (25 марта (6) апреля 1857 года.) И подводя итог всему: «Тургенев плавает и барахтается в своем несчастии». (18 февраля (2) марта 1857 года.)

Наконец Тургенев, набравшись духу, бежал от этого сентиментального кошмара и в мае 1857 года отправился в Лондон к Герцену. Время было использовано на то, чтобы обменяться с другом какими-то важными мыслями, познакомиться с Карлейлем, Теккереем, Диккенсом, Маколеем, и он устремился в Берлин, а затем в расположенный возле Кобленца Зинциг. Там он принял курс морских ванн и чудесным образом обрел вкус к работе. Маленький немецкий городок, старые липы, чинные ряды виноградников, луна, готическая колокольня, прогуливающиеся в сумерках молоденькие блондинки, широкие воды Рейна – эту мирную картину Тургенев выбрал для своей повести «Ася». Ее героиня, как Полинетта, – незаконная дочь дворянина и служанки. Как Полинетта, благодаря воспитанию она стала «барышней». Только эта барышня, мечтательная и вместе с тем жизнерадостная, удивительно походила на Татьяну из «Евгения Онегина». Она жила в небольшом курортном городке со своим братом Гагиным. Рассказчик тоже укрылся в этом затерянном уголке, чтобы, как автор, бежать от ветреной и жестокой женщины. «Я искал уединения: я только что был поражен в сердце одной молодой вдовой… Сперва даже она поощряла меня, а потом жестоко меня уязвила, пожертвовав мною одному краснощекому баварскому лейтенанту». Таким образом, вновь между строчками повести проявляется образ Полины Виардо. Очень скоро рассказчик и Ася полюбили друг друга. Их идиллия развивается на фоне всех элементов немецкой романтической поэзии (руины, солнечные закаты, свет луны, шепот реки). В конце герой не решился просить руки девушки. Гордость Аси была задета, она неожиданно уехала со своим братом, оставив нерешительному поклоннику записку: «Прощайте, мы не увидимся более. Не из гордости я уезжаю – нет, мне нельзя иначе. Вчера, когда я плакала перед вами, если б вы мне сказали одно слово… – я бы осталась». Рассказчик заключает в отчаянии: «Я знавал других женщин, но чувство, возбужденное во мне Асей, то жгучее, нежное, глубокое чувство, уже не повторилось… Осужденный на одиночество бессемейного бобыля, доживаю я скучные годы…» Эта повесть, написанная совершенным языком, неторопливым, гармоничным, привела в восторг большинство друзей Тургенева своей свежестью. Читатели лестно говорили о психологической проницательности автора и его тонком поэтическом чувстве при описании пейзажей. Однако некоторые, Тютчевы среди них, сочли, что Ася – персонаж искусственный. А Толстой в письме к Некрасову сказал даже так: «По моему мнению, самая слабая вещь из всего, что он написал». (Письмо от 21 января (2) февраля 1858 года.) Что касается Тургенева, то он не был удовлетворен своим произведением. «А между тем, – убеждал он Толстого, – я писал ее очень горячо, чуть не со слезами». (Письмо от 27 марта (8) апреля 1858 года.)

Он был еще в Зинциге, когда 24 июля 1857 года узнал о рождении сына у Полины Виардо – Поля [19]. Это был четвертый ребенок в семье. Три дочери – Луиза (1841), Клоди (1852) и Марианна (1854) – родились до появления мальчика. Но кто был отцом маленького Поля? Думая об отношениях, которые были у него с матерью ребенка за девять месяцев до этого, Тургенев мог с гордостью чувствовать себя ответственным за свершившееся чудо. Многие из его окружения были в этом убеждены [20]. Он позволил вылиться своей радости в письме к счастливой матери: «Hurrah! Ура! Lebe hoch! Vivat! Да здравствует маленький Поль! Да здравствует его мать!» (Письмо от 12 (24) июля 1857 года.) И просил ее при первой возможности написать ему, чтобы рассказать, как произошло это событие, которое обрадовало его, что, по его словам, было извинительно в его годы и в его положении. Он, вне всякого сомнения, надеялся, что это рождение приблизит его к Полине Виардо. Однако она не сделала ни малейшего намека на возобновление былых отношений. Мать большой семьи, известная актриса высокомерно игнорировала этого болезненного чичисбея, который сгорал от любви к ней в немецкой деревушке.

Неожиданно он решил, что лечение, которое он получал в Зинциге, не приносило пользы. «Воды здешние мне вредят, – написал он графине Елизавете Ламберт. – Я дурно себя чувствую. Я должен ехать. Куда? Не знаю сам». (Письмо от 13 (25) июля 1857 года.) Чтобы поправить здоровье, он отправился в Булонь и принял там курс морских ванн. Результаты разочаровали его. Наконец он решил, что только пребывание в Куртавнеле может вылечить его физически и морально. Его приняли там очень холодно. Порадовавшись малышу, который, быть может, был плодом его любви с Полиной, он с досадой почувствовал себя лишним в доме. Не поступил ли он бестактно, побеспокоив друзей в минуты супружеского счастья? Полина часто отсутствовала. Чтобы отвлечься, Тургенев охотился с Луи. «Ты видишь, что я здесь, – писал он Некрасову, – т. е. что я сделал именно ту глупость, от которой ты предостерегал меня… Но поступить иначе было невозможно. Впрочем, результатом этой глупости будет, вероятно, то, что я раньше приеду в Петербург, чем предполагал. Нет, уж точно: „Этак жить нельзя“. Полно сидеть на краюшке чужого гнезда. Своего нет – ну и не надо никакого». (Письмо от 12 (24) августа 1857 года.)