Анри Труайя - Николай II

Дурново – внутрен[них] дел – действует прекрасно; я им тоже очень доволен. Остальные министры – люди sans importance!» (Не имеющие никакой важности. – С.Л. )

И в заключение – лишь пара строк о домашних делах:

«Дети все поправились – они простудились в одно время и на праздниках валялись в постелях вокруг елки».

Порицаемый своим государем, убежденный в необходимости выхода в отставку еще до конца года, Витте тем не менее отчаянно борется за спасение России от беспорядка и банкротства. Война с Японией опустошила казну. С целью ее пополнения Витте решает разместить на международном рынке 6 %-ный заем на сумму в 2 млрд. 250 млн. франков и устраивает по этому поводу переговоры с французским правительством и французскими банкирами. Франция ответила согласием – при условии, что Россия поддержит ее на Алжезирасской конференции по мароккскому вопросу. Дебаты тянулись долго, но в конце концов сделка была заключена 5(18) апреля 1906 года, как раз перед открытием Государственной думы – что ставило Витте в сильную позицию ввиду предстоящего мероприятия. Он также занялся выработкой окончательной редакции основных законов. Текст оных был предложен вниманию совещания 9 апреля с участием Вел. Князей Владимира Александровича, Николая Николаевича и Михаила Александровича, всех министров и нескольких членов Государственного совета. Вел совещание хозяин земли русской. «В то время крестьянство, а следовательно, и значительная часть Думы, поддерживали идею принудительного отчуждения земли в пользу крестьянства, – писал Витте. – … Между тем, по предложению Горемыкина, было решено ни в коем случае не допустить Государственную думу до обсуждения вопроса о крестьянском земельном устройстве». [134]В противном случае правительство заранее решило такую Думу разогнать. Витте решительно выступал против такой «ампутации» законодательных прав Думы. Но был и более серьезный вопрос: 4-я статья проекта, где говорилось, что «Императору Всероссийскому принадлежит верховная самодержавная власть. В прежнем тексте стояло также и слово „неограниченная“».

Государь высказался по этому поводу так: «Вот главнейший вопрос… Меня все время мучает чувство, имею ли я перед моими предками право изменить пределы власти, которую я от них получил… Это дело моей совести, и я решу его сам».

Заявление государя вызвало необычайное волнение в зале – сгорая от нетерпения, Витте воскликнул: «Этим вопросом разрешается все будущее России!..» Государь с этим согласился. «Если Ваше Величество считаете, что не можете отречься от неограниченной власти, – сказал Витте, – … тогда нельзя и переиздавать (т. е. править. – С.Л. ) основные законы».

К удивлению царя, все присутствующие одобрили такое дерзновенное выступление. Граф Пален уважительно заявил:

«Я не сочувствовал 17-му октября, но оно есть. Вам, государь, было угодно ограничить свою власть».

Министр внутренних дел Дурново добавил к сказанному:

«После актов 17 октября и 20 февраля неограниченная монархия перестала существовать».

И даже сам Вел. кн. Николай Николаевич, которого никак не заподозришь в либерализме, высказался аналогично:

«Манифестом 17 октября слово „неограниченная“ В(аше) И(мператорское) В(еличество) уже вычеркнули».

Сраженный Николай заявил: «Свое решение я скажу потом». [135]Обсуждение продолжилось 11 и 13 апреля. Когда оно закончилось, государь заявил: «Я решил остановиться на редакции Совета министров». Это означало следующее: царь остается самодержцем, но его власть более не является «неограниченной». Что же это за самодержец, если его воля подчинена избранной ассамблее? Никто во всей России точно сказать не мог.

Вот в этой двойственной атмосфере и велась подготовка к открытию Государственной думы. В противоположность ожиданиям правительства выборы дали левое большинство, из 524 депутатов оказалось 148 кадетов, 63 «автономиста» (поляки, литовцы и т. д.) и 111 крестьян-«трудовиков». Уже тогда ходили разговоры, что эта Дума сменится крестьянской. «Царь, – пишет мадам Богданович 1 апреля 1906 года, – … высказал на это удовольствие, что крестьяне-де его любят. На это ему сказали, что крестьяне потребуют земли. Ответ царя был: „Тогда им покажут шиш“. На это пришлось сказать: „Они взбунтуются“. Ответ царя: „Тогда войска их усмирят“. Не понимает царь своего положения, не понимает, что доживает царем теперь последние дни».

Едва избранные в Думу, многие депутаты выказали раздражение тем, что новые основные законы были опубликованы до начала ее работы. Поставленные перед свершившимся фактом, они почувствовали себя одураченными царем и его советниками.

Уставши от нападок, которые обрушивались на него как слева, так и справа, Витте счел, что, подавив революцию и разместив русский заем, он свою задачу выполнил. 14 апреля 1906 года он подал на высочайшее имя просьбу об отставке, указывая на неодобрение им политики министра внутренних дел, который своими репрессивными мерами «раздражил большинство населения и способствовал выборам крайних элементов в Думу как протест против политики правительства». Слагая с себя полномочия, он притворно вздыхает с облегчением: «Вошло как бы в сознание общества, что, несмотря на мои самые натянутые отношения к Его Величеству, или, вернее говоря, несмотря на мою полную „опалу“, как только положение делается критическим, сейчас начинают говорить обо мне… Но забывают одно – что всему есть конец…» [136]И решил отправиться на отдых за границу. Зато царь вздохнул с отнюдь не притворным облегчением, избавившись наконец-то от такого помощника. Приняв отставку Витте, он тут же, председательствуя на совещании, назначил на его место его закоренелого противника – Горемыкина, ретроградного и крайне ограниченного деятеля. «Это был бюрократ, – пишет о нем французский посол Морис Бомпар, – из самой заскорузлой породы…» И уточняет в письме в адрес Кэ д’Орсэ: [137]«На все проблемы, которые ныне являются в таком угрожающем фасоне, в памяти Горемыкина непременно отыщется статья или закон, в котором найдется удовлетворяющее его решение. И вот такой-то, кому быть только приемщиком в регистратуре, председательствует в революции!» Экстравагантный выбор Горемыкина объясняется тем, что сия персона пользовалась личною благосклонностью Александры Федоровны. Даже Извольский, столь благожелательно расположенный к императорской семье, признает, что это назначение нельзя объяснить не чем иным, как тем, что Горемыкин умел доставить приятное царице, будучи членом различных благотворительных обществ, которые она возглавляла. Вступив в должность, Горемыкин окружил себя помощниками, известными своими реакционными взглядами, за исключением слывшего либералом Извольского, которому достался портфель министра иностранных дел, и нового министра внутренних дел Столыпина – человека с характером, которого уже прочили в спасители России от полного банкротства.