Тамара Катаева - Другой Пастернак: Личная жизнь. Темы и варьяции

На Итальянской Ривьере – по всей Европе успех ошеломительный, изгнанники вернулись сюда, чтобы насладиться самой шумной, самой очевидной славой – Вера прекрасно выглядит, она «была старше Лолиты на 45 лет. В норковом палантине и светло-сером костюме она смотрелась в высшей степени европейской дамой» (Там же. Стр. 340), – они решили подыскать себе место, где могли бы перезимовать и спокойно поработать. Искали в Лугано, в Рапалло, в Сан-Ремо. Вы думаете, это так просто? «Владимир ворчал, что в Италии нет вилл, достойных героев Тургенева и Толстого» (Там же. Стр. 349—350).

Конечно, можно сказать, что это и трогательно – когда пожилая пара представляет себя литературными героями, довольно трудно, правда, переварить смешение в одну кучу Толстого и Тургенева. Даже когда за этим стоит Набоков, подтекста разглядеть не удается, и в нос бьет запах интуристовского коктейля: пейте, это и есть загадочная русская душа и великая русская литература.

В Италии – огромное количество самых прекрасных вилл, достойных разнообразнейших героев.

Какие еще герои? Вот эти?

«Вера согласилась на одно интервью в отеле, во время которого с удовольствием сообщила репортеру, как отвратительно ей это мероприятие» (Там же. Стр. 347). Не могу, правда, не подклеить еще одну цитатку: «Вера наслаждалась как никогда. В каждом своем описании парижско-лондонского вихревого тура она с энтузиазмом заключает, что все происходящее ужасно приятно» (Там же. Стр. 340). «Она призналась, что первой читает книги мужа; что она спасла „Лолиту“; что именно она настояла на ее издании. Внезапно Вера, поменявшись с репортером ролями, стала пытать его, где можно подыскать приличную виллу. Вывод Владимира: „Ну разве не прелестная беседа? Не правда ли, моя жена просто чудо?“» (Там же. Стр. 347).

Это похоже на Кити и Левина?

«Лолита» к тому времени продалась миллионами экземпляров, и вкус денег кружил Набокову голову; из шикарных, умеющих пожить героев он напоминал уже только Кису Воробьянинова.

В расцвете славы, в Нью-Йорке, на Пятой авеню, Набоковы встретились с женой бывшего коллеги по университету в Итаке, немкой по происхождению. «Вера была ослепительна в палантине из голубой норки. „В Калифорнии я вспоминала вас каждый день!“ – сообщила Вера молодой женщине. „Право, миссис Набоков, с чего бы вам так часто меня вспоминать?“ – заметила ей в недоумении жена профессора. „Видите ли, дорогая, у нас в Голливуде была немка экономка!“ – последовал надменный ответ» (Там же. Стр. 360).

Они прожили в Америке, давшей им кров перед начинавшейся в Европе войной – Владимиру грозила мобилизация в ряды воинов, защищающих Францию: какой-то стране они должны были быть обязаны? Вере надо было держаться подальше от Германии, да и любого другого места в доступности сухопутными военными средствами от державы, за которой первоначально был военный успех, давшей статус и средства к существованию, среди достойного преподавательского окружения, не сделавшего им ничего плохого. Вера склочничала с соседями по мелочи: «Они страшились даже звука собственных шагов; рев пылесоса или дневной воскресный просмотр телесериала вызывали громкий стук снизу. Не раз грозная Вера возникала у них на лестничной площадке. Кроугены „с покорностью слуг“ выслушивали ее претензии».

Там же. Стр. 213.

Германия была первой страной, приютившей их в пространствах эмигрантской судьбы. Поводов для мести немке-профессорше не было, был повод для мести прошлому.

Письмо после войны сестре Лене, вышедшей замуж за русского князя Масальского, княгине Лене Масальской, после разлуки в сорок лет – и в зените славы и богатства Веры. «В этой связи у меня к тебе вопрос. Знает ли Михаэль, что ты еврейка и что он, соответственно, полуеврей? Можно ли говорить с ним открыто на эту тему и обо всем, что с этим связано? Учти, что мой вопрос не имеет ни малейшего отношения к твоей католической вере или к тому религиозному воспитанию, которое ты предоставила своему сыну. Все это не главное, и я не хочу это обсуждать. Меня интересует только то, о чем я спрашиваю. Если М. не предполагает, кто он, то мой приезд к тебе не имеет смысла».

Там же. Стр. 349.

Религия не имела значения. Не имело значения и то, что Лена Слоним за свое еврейство заплатила цену побольше, чем Вера, – она пережила годы нацизма в Германии, имея статус «польской еврейки» со всеми его последствиями, а сын ее, «Михаэль», князь Масальский, будь он хоть трижды «полуевреем» в глазах тетки, матери и всего света, имел право на свою собственную самоидентификацию – вне зависимости от того, что тетка всеми силами хотела быть дерзновенной, объявляя всем и каждому, отнюдь не дожидаясь «бестактного» вопроса и многих ставя в недоумение по поводу этого подвига, что она – чистокровная еврейка.

«В феврале 1962 года ей уже неловко за свои претензии к правительству Германии. Книги мужа переведены на немецкий и пользуются громадным успехом. К концу года Вера узнает, что ей назначен скромный месячный пансион за утрату трудового дохода. Она довольна результатами, хотя Гольденвейзер считает, что останавливаться с требованиями не стоит, и продолжает тяжбу».

Там же. Стр. 381.

Скажем так, что не всем из репрессированных фашистами евреев повезло в дальнейшей жизни так, как Вере Набоковой. Здесь нужно совсем немного, чтобы чуть-чуть приподняться над своей собственной житейской удачей и требовать своих компенсаций с поднятой головой, не на сирость, а на закон.

До такого понимания Вера не дошла. Правда, она не смогла не только отказаться от притязаний, потому что ей лично компенсации не нужны – потребовала бы тогда за какого-нибудь замученного и безвестно сгинувшего еврея, не оставившего после себя ходатаев, – но она пошла еще дальше в мелочности: «Из опасения, что адрес „Палас-отеля“ может показаться немцам вызывающим, Вера для ежемесячных выплат из Германии воспользовалась подставным адресом».

Там же. Стр. 382.

Шанс был прекрасный. Но сколько-то марок перевесили гордость и груз ее еврейства – думаю, что если не об этом, ей больше не о чем говорить с племянником.

Она же, как заклинание, сообщает ему о своей обывательской эпатажности (это – из того же письма):

«Я постоянно повторяю репортерам разных стран, кто я такая, так что теперь общеизвестно, что я стопроцентная еврейка».

Там же. Стр. 349.

«Обозреватель воскресного приложения к „Таймс“, признавший новизну „Бледного огня“, однако выразивший предположение, что писать книгу было увлекательней, чем будет ее читать».

Там же. Стр. 384.

Они стали богаты. Деньги считают тщательно, не по-молодому – слава с деньгами пришла, когда обоим было под шестьдесят. Деньги приняли по-стариковски мелочно, запоздалую славу (ведь и «Дар», и «Защита Лужина», и «Приглашение на казнь», – все давным-давно уже было) – с прекрасным, жизнеутверждающим, молодым голодом. Вера Набокова, 1902 года рождения, в 1959 году выглядит так: «На фотографиях мы видим сияющую, ликующую, полную достоинства фарфоровую красавицу» (Там же. Стр. 341).