Иосиф Лаврецкий - Эрнесто Че Гевара

Че говорит, что может показаться странным или не­понятным тот факт, что его и Съенфуэгоса колонны, насчитывавшие всего немногим более 200 бойцов, одетых в рванье, голодных, беспредельно уставших, могли про­рваться сквозь мощные заслоны вооруженной до зубов армии Батисты. Че объясняет случившееся тем обстоя­тельством, что повстанцы считали тяготы партизанской жизни предпосылкой победы, рисковать жизнью стало для них чем-то обыденным, естественным. Каскитос же свою жизнь ценили и любили больше, чем своего «кума», бывшего сержанта Фульхенсио Батисту, и вовсе не хотели за него умирать.

Но главная причина успеха похода повстанческих ко­лонн заключалась, подчеркивает Че, в том, что они были глашатаями аграрной реформы, обещали землю крестья­нам, и не только обещали, а и делили среди крестьян собственность латифундистов, в частности скот. «Первой нашей акцией в провинции Лас-Вильяс, — пишет Че, — еще даже до того, как мы открыли первую народную школу, было обнародование революционного закона об аграрной реформе, который, в частности, освобождал мел­ких арендаторов от уплаты аренды помещику… Этот за­кон не был нашим изобретением, сами крестьяне обяза­ли нас издать его».

Рассказывая о полном лишений и тяжелых испыта­ний походе в провинцию Лас-Вильяс, Че подчеркивает, что крестьяне повсеместно оказывали партизанам по­мощь, делились с ними куском хлеба, поставляли про­водников. Однако и здесь бывали случаи предательства, хотя оно, оговаривает Че, не носило сознательного харак­тера. Просто некоторые крестьяне, опасаясь репрессий, сообщали о присутствии партизан помещикам, а те спе­шили передать эти сведения военным властям. С такого рода несознательными доносчиками сталкиваются все партизанские движения, кубинское не было в этом отно­шении исключением.

Освободительная борьба кубинского народа—1953-1959 годы.

1. Путь «Гранмы».

2. Высадка с «Коринтии».

3. Путь Че и Сьенфуэгоса из Сьерра-Маэстры в Лас-Вильяс.

На подступах к горам Эскамбрая, в селении Эль-Педреро, Че встретил юную Алеиду Марч, подпольщицу из «Движения 26 июля», самоотверженно помогавшую пар­тизанам. Алеида попросила Че разрешить ей вступить бойцом в его колонну. Че понравилась эта мужественная девушка-патриотка, готовая сражаться с оружием в ру­ках за свободу и справедливость. Он принял Алеиду в свой отряд.

Из Эль Педреро колонна Че направилась к горам Эскамбрая. Здесь, как уже было сказано, действовало не­сколько партизанских групп. Одна из них громко имено­вала себя Вторым национальным фронтом Эскамбрая, ее возглавлял Гутьеррес Менойо, [27] Элой Гутьеррес Менойо — участник гражданской войны в Испании. Возвратившись на Кубу, принимал участие в нападении на президентский дворец 13 марта 1957 года. После 1959 года — один из лидеров контрреволюции, ярый антиком­мунист . принадлежавший ранее к Революционному студенческому директорату, но отко­ловшийся от него и выступавший с крайне правых, антикоммунистических позиций. Он больше мародерствовал, чем боролся с батистовцами. Там же действовала группа Революционного директората во главе с его лидером Фауре Чомоном, участником нападения на президентский дворец 13 марта 1957 года. Народно-социалистическая партия также располагала своим партизанским отрядом, которым командовал коммунист Феликс Торрес.

Об отряде Торреса, носившем имя Максимо Гомеса, героя освободительной войны против испанцев, Камило Съенфуэгос писал в своем дневнике: «Мы прибыли в очень хорошо организованный лагерь (зона Эскамбрай), возглавляемый сеньором Феликсом Торресом, по своему мировоззрению он коммунист. С самого начала он про­явил максимум интереса к тому, чтобы сотрудничать с нами и помочь нам. Едва прибыв, мы почувствовали себя среди братьев, словно мы находимся в Сьерра-Маэстре. Нас приняли наилучшим образом».

Фауре Чомон и его бойцы Революционного директо­рата столь же доброжелательно встретили барбудос Че.

Иначе повел себя главарь Второго фронта Гутьеррес Менойо. Он даже попытался преградить бойцам Че доступ в горы, заявив, что это «его территория». Гутьерресу Менойо претила идея аграрной реформы, за которую ратовал Че. Из всех постулатов повстанцев аграрная ре­форма, провозглашенная Фиделем на Сьерра-Маэстре 20 октября (закон № 3 повстанческого командования), больше всего раздражала реакционеров. Даже среди ру­ководителей «Движения 26 июля» в провинции Лас-Вильяс не все высказывались в пользу радикальной аграрной реформы, а именно — раздела помещичьей зем­ли среди крестьян, что отстаивал Че. Некоторые проти­вились этому якобы из тактических соображений, утвер­ждая, что аграрная реформа оттолкнет от повстанцев состоятельных людей. Другие выступали против нее, так как сами были земельными собственниками или капита­листами и боялись, что аграрная реформа откроет путь к другим, еще более радикальным социальным преобра­зованиям.

Мы согласны с аграрной реформой, рассуждали эти псевдореволюционеры, но она должна быть разумной, эко­номически выгодной, а значит, постепенной. Радикальная реформа, утверждали они, могла вызвать только эко­номический хаос, обозлить всех и вся, поставить под угрозу революцию.

Так, в частности, рассуждал Сьерра, [28] Сьерра — партийный псевдоним писателя и политического деятеля Энрике Олтуски. Занимал пост министра транспорта в правительстве Миро Кардоны, затем работал в министерстве промышленности . руководитель «Движения 26 июля» в провинции Лас-Вильяс. На пер­вой же встрече в горах Эскамбрая с Че Сьерра высказал ему свою точку зрения и получил за это изрядную взбучку.

Связанный с местными богатеями, Сьерра отрицатель­но относился и к вооруженной борьбе против Батисты. Во всяком случае, в горах Эскамбрая к моменту прибытия туда колонны Че каких-либо вооруженных групп «Дви­жения 26 июля» не существовало.

Людям, рассуждавшим подобно Сьерре в 1958 году, Че казался чужеродным телом в «Движении 26 июля», они питали к нему неприязнь, боялись его.

Вот как Сьерра в своих воспоминаниях описывает первую встречу с Че и беседу о ним:

«Мы приблизились. Я представлял себе Че по фото­графиям, попадавшимся в газетах. Но оказалось, что ни одна из них не соответствует оригиналу. Это был коре­настый человек в берете, из-под которого ниспадали очень длинные волосы. Редкая борода. На плечах — черный плащ, рубашка с открытым воротом. Пламя костра и усы делали его похожим на китайца. Я подумал о Чин­гисхане. Блики, отбрасываемые костром, плясали на его лице, придавая ему самое неожиданное, фантастическое выражение».

Эта «зловещая» личность с ходу стала доказывать Сьерре необходимость осуществления аграрной реформы. По словам Сьерры, у них произошел следующий раз­говор: