Сергей Лавров - Лев Гумилев: Судьба и идеи

Политика настигала Льва Николаевича даже в «нормальные годы», не говоря о проведенных вне Ленинграда. Хотя сам он говорил: «Я политикой не занимаюсь, сказать ничего о ней не могу, кроме одного. Желательно, чтобы политики знали историю, пусть в небольшом, но достаточном объеме. Не в специальном, а в общем...» Коронной фразой Л.Н. была: «Я не занимаюсь ничем, что ближе восемнадцатого века» 20 20 «Час пик», № 23, 1993. В одном из писем П. Савицкому он даже сдвинул планку назад — «семнадцатого века». .

Человек, который всю жизнь занимался кочевничеством, далекими и давно исчезнувшими этносами, казалось бы, был застрахован от политических обвинений, от всяческих «измов», но увы... Застойные годы кончались, наступала «горбачевская перестройка» — 1985 год. Со страниц «Коммуниста» его заклеймил будущий «демократ» Юрий Афанасьев, приписавший Гумилеву «антиисторический, биолого-энергетический» подход к прошлому 21 21 Афанасьев Ю. Прошлое и мы. — «Коммунист», 1985, № 14. . На «более низком уровне» шли статьи «штатного критика» Л.Н. — Аполлона Кузьмина, тоже «с марксистских позиций». Немного ранее, в 1982 г., критике Гумилева была по сути посвящена целая книга писателя В. Чивилихина, вышедшая массовым тиражом в «Роман-газете»; там Л.Н. клеймился как поборник агрессоров и завоевателей 22 22 Чивилихин В. А. Память. — «Роман-газета», 1982, №16–17. . Все это уже было, все это бездарно повторяло недоброй памяти тридцатые—сороковые годы...

В антимарксизме он был обвинен еще на защите кандидатской, в 1948 г., когда его громил «заслуженный деятель киргизской науки» Александр Натанович Бернштам — один из доносчиков на Л. Н. Гумилев позже простил Бернштама: «Бог с ним..., он, в конце концов, и сам пострадал. Его обвинили в «пантюркистских настроениях», подвергли идеологической проработке, он с горя запил и умер» 23 23 «Начала», 1992, № 4, с. 4–5. . Самое дикое и нелепое в этих обвинениях заключается в том, что Гумилев никогда не был антимарксистом. В 1990 г. (подчеркиваю дату, т. к. в это время подозревать кого-то в желании «приобщиться» к марксизму было бы уже смешно) происходил диалог писателя Дмитрия Балашова и Льва Гумилева, из которого я позволю привести себе две реплики.

Д. Балашов: «Есть высказывание у Маркса в предисловии к «Критике политической экономии», быть может, самое гениальное у него — о том, что никакой связи между прогрессом экономики и развитием культуры нет и быть не может».

Л. Гумилев: «Я вполне уважаю Маркса — за это и аналогичные высказывания» 24 24 «Согласие», 1990, № 1, с. 4. .

Я помню, как он радовался, найдя у раннего Маркса понятие Gemeinwesen 25 25 Коммуна, община (нем.). Л.Н. неоднократно ссылался на этот термин К. Маркса. Например, в «Черной легенде» он писал: «Этносы (по К. Марксу — Gemeinwesen, в отличие от общества — Gesellschaft) — природные коллективы, адаптированные в своих вмещающих ландшафтах» (М., 1994, с.151). Здесь, конечно, натяжка, состоящая в идентификации упомянутого немецкого термина с понятием «этнос», но если очень хочется найти известного союзника в науке, то можно... , которое, как ему казалось, вполне вписывалось в его теорию этногенеза. Это не было какой-то «мимикрией». Л.Н. был способен ошибаться, увлекаться, иногда блефовать, но абсолютно неспособен был подделываться. Последние слова, которые я услышал от него в Академичке, были удивительны, учитывая его судьбу, но справедливы: «И все-таки я счастливый человек: я писал то, что хотел, а не то, что велели...»

В статье «Биография научной теории, или Автонекролог», прошедшей почти незамеченной, Л.Н. с удовольствием отмечает: «Как писали К. Маркс и Ф. Энгельс, история природы и история людей взаимно обуславливают друг друга...» Эти слова могли бы стать эпиграфом к целому «блоку» его книг. Марксизм привлекал он и в борьбе против вульгарного «линейного историзма». Так, рассуждая о развитии этносов, Л.Н. замечал: «Описанная закономерность противоречит принятой на Западе теории неуклонного прогресса, но вполне отвечает принципу диалектического материализма» 26 26 «Знамя», 1988, №4, с. 212. .

Ему нравилась строфа из В. Ходасевича (явно потому, что она «работала» на его концепцию):

Приведя эти строки, Л.Н. тут же добавляет, что Ф. Энгельс использовал для наглядности пример зерна, дающего колос с обилием зерен 27 27 Там же. . Вместе с тем он не соглашался с К. Марксом в оценках России и русского народа. Это очень отчетливо проявилось в дискуссии Л.Н. с Аполлоном Кузьминым 28 28 «Начала», 1992, № 4, с. 12. .

После августа 1991 г. Л.Н. прожил еще 10 месяцев, и это время было для него тяжелым и по здоровью (последствия инсульта), и по ощущениям окружающей жизни. Но странное дело — именно в это время он интенсивно правил гранки своих книг (хотя временами отказывала рука) и многократно давал интервью, особенно по евразийству, как будто ощущал, что сейчас это самое неотложное 29 29 В частности, тогда — в 1991 г. в ленинградской «Авроре» было опубликовано очень пространное и самое «автобиографичное» интервью с Л.Н. — «Аврора», 1991, № 11. .

Примечательно, что во всех этих интервью он не высказывался по тем вопросам, которые доминировали тогда в СМИ: «разборки» с прошлым, готовящийся суд над КПСС и т. д. Казалось, ему и карты в руки: у него-то было отнято из жизни 14 лет, лучших лет, в 1956-м ему было уже 44. А он молчал про это... Видимо, разные ему попадались коммунисты. Это и следователи в «Лефортово» и «Крестах», выколачивавшие из него «показания», это и лагерное начальство в Караганде и Омске, но это и ректор ЛГУ Александр Вознесенский, с которым он встретился в 40-х «между лагерями». Всесильный человек, брат «политбюрошного» Вознесенского, не смог тогда принять Гумилева на работу в университет, и тем не менее Л.Н. с благодарностью вспоминал его «вопросы-утверждения»: «Итак, отец Николай Гумилев, мама Ахматова? Понимаю, Вас уволили из аспирантуры после Постановления о журнале «Звезда». Ясно!» И далее: «Работу в университете я Вам предложить не смогу. А вот диссертацию прошу, передайте на Совет историкам. И смело защищайтесь. В час добрый, молодой человек» 30 30 «Аврора», 1991, №11, с. 27. . В ту пору «разрешение на защиту» — это было очень много для Л.Н., для самоутверждения его, для «оформления» выхода в науку, в которую он давно вошел по сути.

Судьба свела Л.Н. с Львом Вознесенским, сыном ректора, расстрелянного вместе с братом по «ленинградскому делу». Лев-старший и Лев-младший подружились в... лагере. Впоследствии Лев Вознесенский стал политическим обозревателем Центрального телевидения по вопросам внутренней жизни СССР. Связь его с Л.Н. не прекращалась до смерти ученого.