Александр Алексеев - Воспоминания артиста императорских театров А.А. Алексеева

Встречавшиеся нам прохожие с соболезнованием смотрели на нашу процессию, а многие даже религиозно осеняли себя крестным знамением, предполагая в Зуброве покойника. На Невском проспекте какая-то убогая старуха обратилась к Семенову с вопросом:

— Кого это, батюшка, хоронят?

— Того, бабушка, который на носилках лежит…

— Экий ты несуразный! Я про то, кто он, примерно, будет?

— Актер Зубров, бабушка.

— Ну, царство ему небесное!

Петр Иванович не выдержал. Слегка приподнялся он и крикнул:

— Врет он, разбойник, — я жив!

— Ай!— взвизгнула старуха и опрометью бросилась бежать в противоположную сторону.

На этот раз он долго вылежал в постели, а когда встал, то принужден был ходить на костылях. Это удручало его страшнейшим образом.

— Конец, всему конец! — повторял он, оплакивая свое прошлое. — Что я теперь? Кто? Калька, кандидата в богадельню… нет, не придется уж более мне играть! Моя песенка спета…

Мы исправно его навещали, в особенности же часто бывал у него неизменный Семенов, который однажды с тревожным видом вбегает в уборную Каратыгина, перед самым началом спектакля, и громогласно сообщает:

— С Петром Ивановичем опять несчастье!

— Что? Что такое?

— Еще ногу сломал…

— Третью? — с непритворным ужасом воскликнул Петр Андреевич.

— Ах, нет, первую, — живо ответил Семенов, — только в новом месте…

В квартире Зуброва было несколько ступенек из одной комнаты в другую, при переходе по ним он как-то неловко зацепил костылем за косяк двери и упал. Нога переломилась в новом месте, и он окончательно слег в постель, с которой уже и не вставал до самой смерти, случившейся в 1873 году.

При мне справлялось четыре больших юбилея: Ивана Ивановича Сосницкого за 50 и 60 лет службы, Петра Андреевича Каратыгина — за 50 лет и Василия Васильевича Самойлова — за 40 лет.

Пятидесятилетий юбилей Сосницкого прошел без особенной торжественности, но за то шестидесятилетий, пришедшийся на святой недели [11] 1-го апреля 1871г. Прим. М.Ш. отпразднован был блестящим образом.

Александринский театр был переполнен изысканною публикой. Все высшее общество было на лице. Государь Александр Николаевич, окруженный многими членами императорской фамилии, присутствовал в большой царской ложе. Весь театральный и литературный Петербург сосредоточился в этом достопамятном вечере в стенах Александринки.

Ветерана русской драмы публика встретила с энтузиазмом. Растроганный старик плакал и долго не мог начать второго действия «Ревизора», в котором он играл городничего.

Отрывок «Ревизора» на юбилейном спектакле имел немаловажное значение, так как ровно за тридцать пять лет [12] 22-го апреля 1836г. Прим. М.Ш. до того Иван Иванович в Александринском же театре исполнял роль Сквозника-Дмухановского при первом появлении на сцене этой знаменитой комедии Гоголя. Говорят, что по воле самого автора ему поручена была эта роль, с которой он не расставался до самой смерти. Программа первого представления «Ревизора», как дорогая память минувшего, сохранялась у Сосницкого. Роли распределены были так: городничий — Сосницкий, его жена — Сосницкая, дочь — Асенкова младшая, Хлопов — Хотяинцов, судья — Григорьев, Земляника — Толченов, почтмейстер — Рославский, Добчинский — Крамолей, Бобчинский — Петров [13] Оба в то время воспитанники театрального училища. , Хлестаков — Дюр, Осип — Афанасьев, Держиморда — воспитанник Ахалин, Мишка — воспитанник Марковецкий.

— Хорошо прежде играли «Ревизора», — говаривал Сосницкий, — теперь так его не разыграть.

— Почему?

— Потому что публика по другому настроена была. В те-то времена эта комедия каждого за живое хватала да на мысли наводила, а теперь-то только ради зубоскальства ее смотреть идут!

На юбилейном спектакле шел только один второй акт, — одряхлевшему Сосницкому уже не под силу было сыграть всю комедию. Да и в одном-то этом акте он путался и мешался, не взирая на то, что Сквозника мог бы играть без суфлера: так сильно врезалась в его память эта роль.

В сцене встречи городничего с Хлестаковым Сосницкий после слов: «извините, я, право, не виноват. На рынке у меня говядина всегда хорошая. Привозят холмогорские купцы, люди трезвые и поведения хорошего», — ни с того, ни с сего, сказал, обводя глазами потолок:

— Течь?

— Что? — неудомевающе обратился к нему Хлестаков.

— Я спрашиваю, почему у вас течь?

Публика рассмеялась и живо вообразила себе фигуру начальника отделения из сценки Щигрова «Помолвка в Галерной гавани». Иван Иванович забылся и начал подавать реплики из этого водевиля, почему-то на пол-фразе вообразив, что он играет именно начальника отделения, а не городничего. Однако, он вскоре оправился, опять-таки незаметно для себя вошел в роль Сквозника и окончил акт благополучно.

Его юбилейный спектакль состоял из 2-го действия «Ревизора», одноактной комедии И. С. Тургенева «Завтрак у предводителя»,

1-го действия оперы «Жизнь за Царя» и большого разнохарактерного дивертисмента, в котором принял участие балет. Этот сборный спектакль был вызван тем обстоятельством, что все труппы выразили желание непременно участвовать в шестидесятилетней годовщине одного из талантливейших представителей русской сцены.

Перед началом спектакля юбиляр был поздравлен с высочайшею милостию, и ему вручены были бриллианты на медаль, пожалованную ему в день пятидесятилетнего его юбилея.

В один из антрактов, император Александр Николаевич, зайдя на сцену, прошел в уборную к Сосницкому и вел с ним продолжительную беседу. Польщенный монаршим вниманием, старик разрыдался и не мог отвечать на вопросы государя.

— Ну, прощай! — сказал в заключение император. — Поговорим в другой раз на свободе…

Выйдя из уборной, Александр Николаевич подошел к группе актеров, ожидавших его появления.

— Стар он у нас! Нужно его беречь и холить… Да и вы, старики, себя берегите, — обратился он к Каратыгину, Григорьеву и другим. — Я вас, стариков, люблю и никогда не забуду.

Милостивые слова государя произвели впечатление на всех присутствовавших. Император в то время долго пробыл за кулисами и многих удостоил своим разговором.

Осенью того же 1871 года Иван Иванович выступил последней раз в комедии Минаева «Либерал». Это была его лебединая песня. Вскоре он слег в постель и, после трехмесячного постепенная угасания, 24-го декабря вечером скончался. Его кончину можно назвать кончиною праведника: он умер без болезни, страдания и агонии.

Хоронили Сосницкого скромно. Толпа, шествовавшая за его гробом в Новодевичий монастырь, была не велика. Это был тесный кружок друзей и товарищей покойного.