Александр Александров-Федотов - Ты покоришься мне, тигр!

— Ты что, зверюга, влюбился, что ли?

Эти наблюдения — очень увлекательное занятие. И все-таки, несмотря на такие тонкости, объяснить вспышки их характера не всегда возможно. А ведь именно из-за этих вспышек леопарды, чрезвычайно трудно дрессируемые животные. Жестокость, хитрость и коварство в сочетании с быстротой реакции делают их во много раз опаснее тигров и львов. Реакция их мгновенна. Убежать при удобном случае из клетки, учинить драку с соседом или просто набедокурить — глазом моргнуть не успеешь, как он всё уже успел натворить. Но зато и в исполнении трюков они более гибки и разнообразны. А в этом — радость и удовольствие дрессировщика.

Несмотря на все страшные случаи, которые здесь описаны, все же хочется эту мрачную картину закончить таким признанием: после знакомства с леопардами я познал самое большое счастье в жизни человека — жить для своей профессии. На пути познания животных я испытал много страданий и подвергался большим опасностям, сомневался и знал горе, но радости и восторга было больше. Дрессировка стала делом моей жизни, и ничего другого мне уже было не нужно.

До сих пор я рассказывал главным образом о работе с леопардами, которые выдрессированы не мной. Но я знал, что когда-нибудь придется встретиться с «необразованны» зверем, которого не коснулась еще «цивилизация». И что из этого получится — будет зависеть только от меня. Когда я почувствовал, что накопил кое-какой опыт и научился разбираться в психологии хищного зверя, естественно, захотелось попробовать свои силы на дикаре.

Я сделал заявку и с большим нетерпением ждал, когда подыщут хороший экземпляр. И вот в начале июля сорок четвертого года, во время гастролей в Куйбышеве мне прислали из зверинца черную пантеру в возрасте четырех лет по кличке Принц.

Доставивший пантеру служитель сказал, что более страшного, свирепого и дикого животного он никогда не видал. В зверинце его все боялись и обслуживали с чрезвычайной осторожностью. Прощаясь, он добавил:

— Вы отдадите его обратно. Выдрессировать такого зверя невозможно.

Я же был доволен. Мне повезло: из дикарей попался самый что ни на есть дикий. Беспокоило только то, что с пантерами я еще не работал.

Собравшиеся вокруг артисты с любопытством и робостью наблюдали злобного зверя, метавшегося по клетке, рычащего, брызгавшего слюной. Видавшие виды сотрудники цирка советовали не рисковать. Поскольку у нас этими зверями никто не занимался и опыта никакого нет, они считали, и вполне, может быть, справедливо, вряд ли что получится из этой затеи.

Да, пантеру надо возвратить обратно в зверинец, и пускай она честно служит экспонатом, больше она ни на что не годится — такой приговор вынесли мне и Принцу.

Я стоял и спокойно слушал. Впрочем, нет, не спокойно. Спорившие и не подозревали, как они меня подзадоривали. Да, пантерами никто не занимался — я первый. Да, опыта никакого, так я начну. Кто-то же должен начинать. Да, зверь страшный, яростный. Но с таким помериться силами разве не интересно?!

«Нет, Принц, не отправлю я тебя обратно. Не может быть, чтобы мы не подружились, уж очень ты мне нравишься! Ишь, какой ты черный, просто уголь».

Радостная картина рисовалась мне в перспективе. Ведь если все будет хорошо и мне удастся разгадать это «инкогнито» — я заполню многие пробелы в своей практике. Да что там, постигну вершины дрессировки! И решил не отступать.

Елизавета Павловна, тоже стоявшая в стороне, молчаливо наблюдала эту сцену, ожидала моего слова.

— Знаете что, друзья, зверя обратно не отошлю… Вот увидите, он станет знаменитым артистом. А если нет, значит, я - плохой ремесленник и взялся не за свое дело.

Взглянул на Елизавету Павловну. Она удовлетворенно кивнула головой и со спокойной улыбкой пошла по своим делам.

— Отныне никакого Принца не существует. Все старое — кличку и характер — надо изменить. Будем звать его… — я задумался, — Уголек. Имя ласковое, приятное, и для такого жгучего брюнета — логичное.

Ну вот, с именем решили. С характером не так просто, в одну секунду не изменишь. Но, думаю, в ближайшее время что-то у нас наметится. Итак, решение принято и одобрено Елизаветой Павловной. Я рад. Хотя это первое знакомство, надо сознаться, кого угодно могло обескуражить.

На следующий день я пришел познакомиться с Угольком поближе. Все в нем радовало глаз. Он отвечал на любые вкусы. Рослый, гибкий, изумительно красивый. По экстерьеру и окраске меха, — это, так сказать, для художников. Злой, свирепый, хищный, кровожадный, — это уже для меня. Впрочем, для меня и то, что для художников. Теперь, Уголек, ты весь — для меня.

Для начала я, как всегда, обратился к книгам. Сведений было мало. Только у Е. А. Бихнера, старшего зоолога Зоологического музея Академии наук я нашел сообщение, что черные пантеры дрессировке не поддаются. Но, как потом оказалось, эти сведения не были верны, так как дрессировать пантеру никто до сих пор в русском цирке не пробовал.

Ну что ж, значит, ни традиций, ни предшественников нет. Зато есть огромное желание, кое-какой опыт и все прочие необходимые качества.

С самого начала мне было ясно, что характер зверя испорчен, и испорчен он людьми. Уголек находился в зверинце и, вероятно, много терпел от посетителей. А при его злобности и темпераменте не много надо было, чтобы привести его в ярость. Наверняка, бросали всякие предметы, кричали — вот он и стал нервный. Страх его был так огромен, что зверь потерял всякую связь с человеком. Его замкнутость, дикое упорство говорили о том, что с ним плохо обращались.

Самым трудным делом на первом этапе было победить этот страх. Иначе перевоспитание невозможно. Обычно, начиная дрессировать хищника, ему одновременно внушают и страх и доверие. Но в случае с Угольком надо было начинать сразу с доверия.

Перевоспитание Уголька началось с того, что я запретил всем без исключения подходить к его клетке. Подходить к нему мог только я. Обслуживающему персоналу было строжайше запрещено даже попадаться ему на глаза, не то что разговаривать с ним. А о приближении посторонних лиц не могло быть и речи. Как только кто-нибудь приближался к клетке, Уголек приходил в бешенство. С горящими глазами и огненной пастью кидался он на решетку, грыз прутья клыками, судорожно просовывал сквозь них лапы, стремясь схватить ненавистных людей. Сколько дикости и свирепости было в этой разбушевавшейся стихии!

Точно так же первое время встречал он и меня, еще не знал, что я — друг, что люблю его и хочу ему только добра. Он и во мне видел своего мучителя, гнев ослеплял его, он ненавидел и меня и тесную клетку, в которую его заперли.