Василий Абрамов - На ратных дорогах

Мартыненок повез нас вдоль границы. Возле Маку горный хребет отступал далеко к северу, образуя длинную замкнутую долину. В нескольких километрах от города дорога поднималась на невысокий перевал. За ним горы снова сходились. Там, где-то за перевалом, турецкий город Баязид.

На хребте в двух зданиях расположилась турецкая застава. Ниже, в километре от нее, в огороженном забором помещении бывшей иранской таможни наша застава. Порядок на ней образцовый. Видно, в полку быстро привились традиции пограничников.

Солдаты обступили нас и засыпали вопросами о положении на фронтах и в советском тылу.

В Маку задержались. Изучение местности и данных о дислокации турецких войск привело меня к выводу, что в случае чего первый удар примет 28-й полк. Был разработан план обороны Маку, одобренный генерал-майором Мельником.

Скоро в Иран приехал член Военного совета фронта П. И. Ефимов. Мы объездили с ним все полки. Он проверил ход учебы, несение службы, внутренний порядок. Беседуя с бойцами и офицерами, дал много полезных советов и указаний.

На всех нас член Военного совета произвел хорошее впечатление. Слушая беседы с солдатами, я поражался его простоте, умению, как говорится, найти ключ к сердцу каждого.

После проверки 28-го полка П. И. Ефимов выступил в Маку на собрании командного и политического состава. Он подробно рассказал о положении на фронтах, политике Турции… Нарушая международные соглашения, турецкое правительство пропускало через проливы военные корабли стран фашистского блока, с турецких аэродромов поднимались немецкие самолеты для бомбардировки советских войск. Летом 1942 года, когда гитлеровские армии прорвались к Кавказу, турецкая военщина сосредоточила на границах с СССР 26 дивизий.

— Советские войска в Иране — это, по существу, левый фланг Закавказского фронта, — заявил докладчик. — Сейчас командование не может направить сюда подкрепления. Поэтому задача каждого из советских людей, находящихся в Иране, быть всегда начеку, а если придется отражать натиск турок — стоять насмерть.

П. И. Ефимов много говорил о задачах политработников, советовал и нам, командирам, чаще беседовать с бойцами попросту, неофициально, вызывая на откровенный, задушевный разговор. Рекомендовал проводить в ротах и батальонах митинги, посвященные отдельным событиям на фронтах и в жизни советского народа.

Генерал-майор С. К. Мельник назначил меня начальником гарнизона Тебриза. Работы прибавилось. В городе проживали всякие люди: и лояльно к нам относившиеся, и враги. Многие из недругов свои чувства выражали откровенно, другие затаились. К последним принадлежал, по нашему убеждению, генерал-губернатор Тебриза. Недаром он распорядился подрезать кроны на деревьях возле своего дворца, чтобы удобнее было наблюдать за дорогой от казарм в город.

Месяца через два после нашего приезда в Иран стали поступать сведения, что в город одиночками и группами по железной дороге и на автомашинах прибывают подозрительные люди. Они вроде собираются вызвать беспорядки, используя религиозные предрассудки жителей. Меня предупредили о необходимости быть готовым к нежелательным эксцессам.

Решили принять контрмеры.

Ровно в полночь 16 июня на плацу выстроилась дивизионная школа. У каждого курсанта по 120 патронов. Но винтовки не заряжали. Оркестр грянул марш, и строй направился через город к вокзалу. Там сделали десятиминутную остановку — и обратно в казарму с музыкой и песнями.

Следуя за колонной на машине, мы с комиссаром видели, как в большинстве домов засветились окна. Звуки медных труб, дробь барабанов прервали сон и генерал-губернатора, заставили его подбежать к окну. Многие проснулись и гадали, что сие значит. Другие поняли ночной марш как предупреждение, что советские войска начеку, и сделали надлежащий вывод.

Во всяком случае утром вокзал был переполнен отъезжающими. А через два дня комендант города доложил, что все «гости» убрались восвояси.

В конце месяца из Маку, от Мартыненка, поступило донесение, что с парного поста у самой границы исчезли два бойца. Мы с комиссаром выехали туда.

Зная, что. турки очень чувствительны к нашему появлению в Маку, и на каждое отвечают посещением границы группами генералов, мы переоделись красноармейцами и отправились из Тебриза на пикапе.

Предупрежденный о нашем выезде, Изугенев встретил пикап за Хоем. Он рассказал еще об одном неприятном происшествии. Незадолго до этого курды спустились с гор, напали на одно из селений и увели с собой скот. Иранские жандармы стали их преследовать. Местные власти обратились за помощью в штаб полка, логично заявляя, что поддержание порядка дело советских войск.

Действительно, создалось деликатное положение — и порядок надо поддерживать, и с курдами портить отношения не следует. Ведь эти горные племена держались мирно, к нам относились благожелательно, заблаговременно предупреждали заставы о своих передвижениях.

Изугенев послал к курдам помощника начальника штаба полка, поручив ему поговорить с вождями о возвращении скота и прекращении налетов на иранские селения. Посланец Изугенева допустил оплошность. По дороге к курдам он встретил жандармов и поехал с ними. На перевале наскочили курды, обстреляли группу.

Требовалось срочно разобраться, случайно произошло это нападение или среди курдов появились враждебные нам элементы.

Мы подробно расспросили незадачливого посланца. Выяснилось, что пока тот был один, конные курды маячили на холмах, вели себя мирно и даже как будто собирались приблизиться к нему. Но как только он присоединился к жандармам, курды открыли огонь. Вывод напрашивался сам собой: стреляли в жандармов, а советского офицера приняли за их союзника.

Вскоре мы в этом убедились окончательно. При нас Изугеневу доставили записку от курдов. В ней по-русски сообщалось: «Персидские жандармы наши вечные враги, и мы с ними разговариваем только языком пуль. Во избежание недоразумений запретите своим воинам общаться с жандармами, совместно выступать против нас».

Такое приказание я тут же и отдал.

Гонец курдов еще сообщил, что они хотели бы встретиться со мной в Хое. Посоветовавшись с Кальченко, мы назначили день свидания, а пока продолжали путь в Маку. Там остановились не в штабе, а на квартире Мартыненка.

Командир полка ничего нового сообщить не смог. Поэтому было решено отправиться к месту происшествия.

Парный пост, с которого пропали солдаты, находился в круглой башне на «ничейной» земле. После того случая никто из наших там не бывал. Чтобы добраться к башне, нужно было пройти метров пятьсот вдоль берега ручья, несколько в обход турецкой заставы.