Михаил Филиппов - Осажденный Севастополь

К сумеркам мимо этой позиции поехали гусары поить лошадей, но вдруг, не напоив их, стремглав бросились назад, завидев, как им показалось, в отдалении неприятеля.

Между тем у Сапун-горы произошла настоящая сумятица.

Получив приказание Меншикова сдать свою позицию Жабокритскому и соединиться с Горчаковым, Кирьяков был поставлен в затруднительное положение, так как ему не было указано, куда идти, да и пройти было довольно мудрено. Кирьяков сунулся с горы рассыпным порядком и прямо врезался в колонну Горчакова. В темноте ничего нельзя было разобрать, и колонна была в нескольких местах прорвана, местами вынуждена была остановиться. Тут уже не помогли никакие запрещения; поднялся крик и шум. Кому отдавили ногу, кто спасался от наехавшей на него повозки, ротные командиры выбивались из сил, стараясь не кричать и опрашивая солдат, чтобы отделить своих от чужих. Трудно разобрать, кто был виноват в этой путанице: Кирьяков, взбешенный тем, что Меншиков велел ему очистить позиции для Жабокритского, или сам Меншиков, отдавший это приказание с досады на Кирьякова. Еще раз оправдалась пословица, которую часто вспоминали по поводу ссор между князем и Кирьяковым: когда паны дерутся, у хлопов чубы болят. Из-за ссоры с Кирьяковым Меншиков даже не потрудился узнать, где находится неприятель. А неприятель шел у него чуть ли не по пятам.

Князь Петр Горчаков, ехавший во главе своей колонны, терпеть не мог Кирьякова и, узнав, что по милости его произошла остановка, так разгневался, что сам отправился на Мекензиеву гору узнать, в чем дело, и сказал своим адъютантам, что был бы готов разорвать Кирьякова. Поднявшись до половины подъема горы, князь Горчаков увидел, что колонна уперлась в какую-то сломанную повозку, с которою возились солдаты.

— Это еще что такое? — напустился Горчаков на бывшего тут офицера. Что вы ее не сбросите? Задерживать массу войска из-за такой дряни?

— Это повозка генерала Кирьякова, — ответил офицер.

— А? Кирьякова? Опять Кирьякова! Тьфу ты, пропасть! Ссунуть ее ко всем чертям в овраг!

Делать нечего, солдаты сбросили генеральскую повозку, и колонна взошла на Мекензиеву гору.

Затем Горчаков отправился к Меншикову, а Кирьяков к этому времени взошел на возвышенность, в противность приказанию Меншикова — не разводить костров — не только велел варить себе ужин, но, сверх того, приказал зажечь кустарники, чтобы, по его словам, испугать неприятеля. Костры запылали, солдаты повеселели и стали разуваться и сушить портянки, как вдруг прибыл один из адъютантов Меншикова с приказанием от князя залить костры.

— Это черт знает что такое! Даже поужинать не дадут! — кипятился Кирьяков и медлил исполнить приказание, пока не явился к нему сам князь Горчаков, подтвердивший слова адъютанта и передавший Кирьякову новое приказание Меншикова — идти немедленно за Жабокритским и расположиться возле места, куда придет Жабокритский.

— Да что это, в самом деле, светлейший воображает, что я могу идти всю ночь, — сказал Кирьяков, окончательно теряя терпение. — Ужинать не дают, повозку мою сбросили! Не могу идти в такую ночь. Черт знает что!

— Оставьте ужин, — сказал Горчаков. — А если вы не можете идти, старший полковник поведет ваш отряд.

Кирьяков смирился и сердито проворчал, что сейчас сам поведет войска, в пику Меншикову прошел мимо Жабокритского и шел дальше до тех пор, пока за ним не послали адъютанта с приказанием остановиться, а не то он, пожалуй, шел бы до самого Бахчисарая.

Уходя с Сапун-горы, Кирьяков оставил батальон тарутинцев при четырех орудиях на Инкерманском спуске. Во время описанного переполоха об этом батальоне забыли да так и оставили его.

IV

В лесистой и каменистой местности, находящейся между реками Бельбеком и Черной, происходило движение не одних русских войск. Утром двенадцатого числа из Севастополя можно было видеть, что неприятель спустился в Бельбекскую долину, а на следующее утро союзная армия двинулась к Мекензиевой даче. Неприятель также совершал фланговое движение. С помощью компасов с- большим трудом двигались союзные войска, не зная ни дороги, ни расположения русской армии. Кустарник местами был так густ, что английским гусарам, составлявшим авангард, пришлось ехать врассыпную. Следовавшая за гусарами, которыми командовал лорд Люкан, английская пехота стала обнаруживать нетерпение, так как запасы воды истощались. Когда уже значительно приблизились к высотам Мекензиева хутора, в рядах англичан вдруг послышался гневный ропот, явно слышались слова: "Water! Water! (воды! воды)!" Английский главнокомандующий лорд Раглан не слышал этих криков, так как отъехал со своим штабом несколько в сторону и очутился на холме почти у самой Севастопольской бухты. С высоты холма он ясно видел темно-синие воды Большого рейда, видел часть флота, великолепные доки и притаившиеся, как зверь в своем логовище, береговые батареи. Несколько сзади виднелась Северная с ее звездообразной крепостью, а на юге, за Корабельной слободкой, раскинулся и сам Севастополь, со своими улицами, холмами, светлыми зданиями и зелеными куполами церквей. Нигде не было заметно присутствия русских войск. Лорд Раглан окончательно решил продолжать свое фланговое движение. Обогнав свою пехоту и артиллерию и оставив в стороне сбившихся с дороги английских гусар, лорд Раглан со своей свитой поехал по направлению к Мекензиевой даче по более короткому пути, воображая, что гусары значительно обогнали его. Вдали виднелся лес. Генерал Эри попросил у Раглана позволения поехать несколько вперед и посмотреть, что делается в лесу, так как там был слышен шум колес и какие-то восклицания. Несколько секунд спустя генерал вдруг остановил своего коня и, не говоря ни слова, сделал рукой знаменательный жест. И было отчего: проехав небольшую рощицу, Эри вдруг увидел почтовую дорогу и на ней, в расстоянии каких-нибудь ста шагов от себя, заметил русский обоз и при нем пехоту в странных одеяниях. Обоз стоял на месте, русские солдаты (это был черноморский резервный батальон) расположились на траве. Многие, по-видимому, сладко спали. Оглянувшись назад, Эри увидел, что за ним по пятам едет английская артиллерия; шум колес ее должен был в скором времени разбудить русских солдат, которые, скрываясь за кустами и деревьями, легко могли бы перестрелять всю артиллерийскую прислугу.

Лорд Раглан понял молчаливый жест генерала и вполголоса приказал немедленно послать за своими гусарами, хотя и не знал, где они находятся. Сам он и его свита поспешили сойти с лошадей, тихонько отвели их несколько назад и остановились, скрываясь за деревьями. Русская пехота, по-видимому, ничего не заметила и продолжала предаваться покою. Посланные лордом Рагланом офицеры отыскали гусар, хотя и не тех, которым было велено идти в авангард. Наконец по чистой случайности прибыл и лорд Люкан со своими гусарами. Лорд Раглан с досадою сказал ему: "Вы опоздали!" Люкан не ответил ни слова и поскакал вперед.