Гюнтер Фляйшман - По колено в крови. Откровения эсэсовца

Дитц вручил каждому бойцу взвода по печенью, испеченному его женой. Он тоже получил посылку из дому. Позже поговаривали, что господа офицеры были.очень недовольны, что он, офицер, скормил домашние дары солдатне, а не поделился ими со своими коллегами-офицерами. Видимо, наступали времена, когда люди способны были возненавидеть друг друга из-за кусочка печенья.

Мы с Брюкнером и Крендлом искренне жалели, что ничего не можем дать Дитцу взамен. Но, пошарив в мешках, каждый отыскал подарок: книжку стихов, пачку сигарет, лезвие для безопасной бритвы. Дитц был на седьмом небе! Будто мы ему весь мир преподнесли на тарелочке.

Когда мы возвращались в траншею, в каску Крендла вдруг ударил брошенный кем-то снежок. Оглянувшись, мы увидели, как из-за бронетранспортера выглядывает штандартенфюрер [20] Штандартенфюрер — эсэсовское звание, соответствовавшее полковнику вермахта. Мюленкамп и еще несколько офицеров. Улыбаясь до ушей, они закидывали нас снежками. Нам представилась уникальная возможность быть с начальством на равных, и мы незамедлительно воспользовались ею. К нашей тройке тут же присоединились еще несколько бойцов, и рядом с танками разгорелось настоящее сражение.

Остаток дня Рождества прошел спокойно. Никаких нарядов на службу не было, разве что выставлялись посты боевого охранения. Хозяйственники притащили полевую кухню, картошку в мешках, сыр и битых молодых кур и стали готовить ужин. Каждому досталось по две картофелины, ломоть сыру и целая куриная тушка. Это был наш последний обильный ужин — последующие месяцы мы перебивались кое-как.

Как так? Как такое могло произойти, если наши транспортные «Ю-52» только и снуют над нашими головами, отправляя раненых в тыл? Как мы можем выиграть войну, если фюрер, ныне верховный главнокомандующий, протрубил отбой наступлению и взятию Москвы? Как можно выиграть войну без сносного зимнего обмундирования? Каким образом заставить «Опель Блиц» разъезжать по обледенелым дорогам? По какой причине у нас нехватка провизии, горючего, боеприпасов? Почему мы не начали наступление до Рождества? И самый трудный вопрос: как мы можем выигрывать войну в России или вообще где угодно, если не кто-нибудь, а сам генерал Роммель отступает в Африке от англичан?

Поступило распоряжение надеть на колеса грузовиков «Опель Блиц» цепи противоскольжения. Очень нелегко надевать их голыми руками на морозе. Вскоре я заметил, что пальцы на левой руке Лёфлада посинели до черноты. Он отморозил их. Я тут же направил его в санитарную роту, но там ему ничем помочь не могли. Разве что выдали ему пару тонких нитяных перчаток, но пальцам его пришел конец. К тому времени нам выдали по дополнительной паре носков, мы надевали их на голову, прорезав отверстия для глаз. Выходили неплохие маски для лица, и неважного в них мы смахивали на египетские мумии. Руки мы предпочитали держать в карманах, вынимая их лишь в самом крайнем случае. У наших офицеров дела обстояли получше: они имели теплые шинели на толстой подкладке, толстые кожаные перчатки и утепленные сапоги.

Вечером 1 января 1942 года наша колонна стала наступать на Таганрог, город, расположенный северо-западнее Ростова-на-Дону.

Передвигаясь по замерзшей степи, мы не опасались, что русские в такую погоду отважатся атаковать нас.

Но западнее Воронежа оказалось, что мы заблуждались, — их целая механизированная колонна обстреляла нас прямо в степи. Их выкрашенные белой краской танки «Т-34» были практически неразличимы на степном снегу.

2-й взвод в полном составе — Крендл, Лёфлад, Лихтель, Брюкнер, Эрнст и я — тут же соскочил с грузовика и бросился в какую-то едва приметную ложбину укрыться.

Остальные наши бойцы заняли оборону где только можно. Генерал Штайнер развернул танки, и полугусеничные вездеходы на восток.

Серо-коричневые фигурки русских пехотинцев были хорошо заметны на белом снегу, и промахнуться было трудно. Иногда вдали, метрах в 250 от нас, мелькали грузовики противника.

— Ничего, если мы здесь разместимся? — с улыбкой спросил незнакомый мне гауптшарфюрер.

Он и еще несколько солдат решили установить здесь станковый пулемет МГ-38. Мне сразу стало легче на душе при виде этого мощного и надежного оружия.

— Милости прошу, — согласился я. Гауптшарфюрер окинул взором своих солдат, собиравших оружие, потом, отерев снег с лица, сказал:

— Черт, холодновато сегодня для боев. Надо бы нашему командованию договориться с русским, так, мол, и так, теперь воевать только весной и исключительно в светлое время суток, верно?

— Здорово, — прошептал мне Брюкнер. — Этот гауптшарфюрер точно спятил, а у него, между прочим, оружие в руках.

— Но он ведь с нами, — недоумевал Крендл. Брюкнер обреченно покачал головой, потом взглянул на

Лёфлада, пожал плечами и со вздохом произнес:

— Да поможет бог фюреру в этот день.

Мы дожидались, пока русские пехотинцы окажутся на расстоянии выстрела. И тут наши танки и бронетранспортеры открыли огонь. Вдруг кто-то бросил мне прямо в лицо пачку табаку. Рядом со мной в снегу лежал гауптшарфюрер. Справа от него — автоматчики. Я посмотрел на него, он в ответ улыбнулся.

— Сигаретку не желаешь? Тут вмешался Брюкнер.

— Прошу прощения, гауптшарфюрер, а может, у вас и винцо найдется? — не скрывая сарказма, спросил он.

Русские подходили ближе и ближе, а мы до сих пор и не выстрелили. Повернув голову влево, я увидел, как на меня в упор уставился Крендл.

— Ты бы лучше снял касочку да привязал ее к жопе, — посоветовал он. — Понимаешь, не хочется видеть, как русские расплескают твои мозги.

И они с Лихтелем расхохотались.

Тут автоматчики дали несколько коротких очередей. Передернув затвор автомата, гауптшарфюрер тоже открыл огонь. 2-й взвод стрелял из МР-40 и снайперской винтовки.

Я увидел, как несколько русских солдат, вырвавшись вперед, побежали прямо на нас, но тут же упали в снег, сраженные нашими пулями. Наиболее интенсивный огонь вели бойцы, которые залегли южнее, но мы оставались на прежних позициях на случай, если русским вздумается попытаться обойти нас с фланга. Пулеметчики палили из своих МГ-38 по группе русских, надвигавшейся с севера. Мы постреливали изредка, предпочитая не расходовать зря патроны.

— Жрать хочется, — объявил гауптштурмфюрер. — Может, у кого найдется что-нибудь пожевать? Хлеб или, может, баночка сардин?

На войне приходится слышать подобные шутки. Брюкнер полагал, что у тех, кто склонен к такого рода юмору, явно не все дома. От слов гауптштурмфюрера, вообще от его поведения, мне стало не по себе — уж очень неадекватно вел он себя в данной ситуации. Я подумал, что это следствие серьезной психической травмы. Такое тоже случается на войне. До сих пор мне с подобными вещами сталкиваться не приходилось, но впоследствии пришлось, и не раз.